Пальцами я вцепился в пластиковый мешок и потянул сов к себе. Мне хотелось как можно быстрее выбраться из подвала. Не нравилось мне журчание воды под ногами. И запах дыма и огня не нравился, а он становился все сильнее, несмотря на продолжающуюся грозу. Может, Сара каким-то образом подожгла студию? Не хватало только сгореть заживо в сильнейший ливень.

Одна из сов стояла на пластмассовой подставке (оставалось только перенести ее на террасу, чтобы она отпугивала ворон), а вот у второй подставка отсутствовала. Я пятился к люку с фонарем в одной руке, второй таща за собой мешок с совами, вздрагивая при каждом ударе грома над головой. Но через несколько секунд концы отсыревшей клейкой ленты, стягивающей «горло» мешка, разошлись. Сова без подставки медленно повалилась на меня, ее золотисто-черные глаза не отрывались от моих.

Дуновение воздуха. Со слабым, но таким приятным запахом духов. Я ухватил сову за похожие на рога наросты на лбу и перевернул. Увидел в донной части два штыря, на которых крепилась подставка, и нишу между ними. А в нише лежала жестяная коробочка, которую я узнал еще до того, как вытащил. Джо приобрела ее в одном из магазинчиков, торгующих стариной, и написала МЕЛОЧИ ДЖО.

Я смотрел на коробочку с гулко бьющимся сердцем. Над головой гремел гром. Открытую крышку люка я уже не замечал, ничего не замечал, ничего не видел, кроме жестяной коробочки, которую держал в руке, размером с ящичек для сигар, но не такую глубокую. Второй рукой я взялся за крышку, снял ее.

Увидел сложенные листки бумаги, под ними два блокнотика, вроде тех, в которых я в процессе работы над книгой делал пометки и записывал действующих лиц. Блокноты стягивала резинка. А на сложенных листках лежал блестящий черный квадрат. О том, что это негатив, я понял, лишь когда поднес его к фонарю.

Негатив запечатлел Джо в разъемном сером купальнике. Она стояла на плоту, закинув руки за голову.

— Джо! — вырвалось у меня, а потом я уже не мог произнести ни слова: перехватило дыхание. Еще мгновение я сжимал пальцами негатив: не хотелось с ним расставаться, потом положил его в коробочку с листочками и блокнотами. Вот зачем она приезжала в «Сару-Хохотушку» в июле 1994 года: собрать все эти материалы и хорошенько спрятать. Она забрала сов с террасы (Фрэнк слышал, как хлопнула дверь) и перетащила сюда. Я буквально видел, как она отвинчивает подставку от одной совы, засовывает жестяную коробочку в пластмассовое чрево, укладывает обеих сов в пластиковый мешок и волочет в подвал студии. А в это время ее брат сидит на капоте своего автомобиля, курит «Мальборо» и ощущает флюиды. Нехорошие флюиды. Я сомневался, что когда-либо узнаю все причины, которыми она руководствовалась, или смогу представить себе, о чем она думала, но в одном я не сомневался: она верила, что я каким-то образом доберусь до ее записей. Иначе зачем ей оставлять на самом видном месте негатив?