Она медленно двинулась ко мне. Я держал нож наготове. Она сказала:
— Убейте меня, если хотите. Я не очень люблю жизнь. Все, что я люблю, это вы. Если вы меня не любите, убейте.
Она была близко, нож коснулся ее груди. Сказала: «Ударьте, и покончим с этим».
Рука моя упала.
— Я не могу убить вас, Дахут!
Глаза ее смягчились, лицо стало нежным, но за этой нежностью скрывалось торжество. Она положила руки мне на плечи, потом один за другим поцеловала рубцы от хлыста, говоря: «Этим поцелуем я прощаю… и этим прощаю… и этим».
Протянула ко мне губы. «Поцелуйте меня, Алан, и скажите, что прощаете меня».
Я поцеловал ее, но не сказал, что прощаю, и не выпустил нож. Она с дрожью прижалась ко мне, прошептала: «Скажите… скажите…»
Я оттолкнул ее от себя и рассмеялся. «Почему вам так нужно прощение, Дахут? Зачем вам мое прощение перед тем, как ваш отец убьет меня?»
— Откуда вы знаете, что он хочет вас убить?
— Я слышал, как он требовал моей крови только что. Торговался с вами из-за меня. Обещал замену, которая гораздо больше удовлетворит вас. — Снова я рассмеялся. — Мое прощение — обязательная часть этого воплощения?
Она, задыхаясь, ответила: «Если вы слышали, то слышали и то, что я вас не отдала ему».
Я солгал. «Нет, не слышал. Именно тогда ваш слуга вынудил меня убить его. Когда я освободился, чтобы снова подслушивать, точнее говоря, вернулся, чтобы перерезать горло вашему отцу, прежде чем он перережет мое, он ушел. Вероятно, сделка была заключена. Отец с дочерью объединились для достижения одной цели, начали готовить погребальный пир — меня самого, Дахут, накрывать брачный стол. Бережливость, бережливость, Дахут!»
Она съежилась под моими насмешками, побледнела, произнесла приглушенно: «Я не договаривалась. Я не позволю ему забрать вас».
— Почему?
— Потому что люблю вас.
— Но зачем вам нужно мое прощение?
— Потому что я вас люблю. Потому что хочу стереть прошлое, начать все заново, любимый.
На мгновение и у меня появилась двойная память, как будто я эту сцену уже проделывал в мельчайших подробностях: я понял, что это было во сне о древнем Исе, если это был сон. И, как и тогда, она шептала жалобно, отчаянно: «Ты мне не веришь, любимый… как мне заставить тебя поверить?»
Я предложил: «Выбирай между отцом и мной».