Настала осень. Вечерами Лиза молилась у окна, просила кого-то вернуть ей мужа, почему-то веря, что именно так, в окно, ее слова долетят куда нужно. Она оказалась права.

Однажды ночью муж позвал ее. «Это сон», – решила она, но все же встала с кровати и подошла к окну. На дереве, на высоте второго этажа, висел Игорь. Он раскинул руки, будто хотел заключить жену в объятия. Его лицо скрывал капюшон, под которым различалась робкая улыбка. Он как бы извинялся за что-то.

Дрожащими руками Лиза стала возиться с окном, но, едва она открыла его, в комнату ворвался смрад. Игорь рванулся вперед, на нее, но вдруг остановился. Его удержали веревки. Капюшон упал, и сделалось видно, что у Игоря не было головы. Это была просто куртка, распятая среди ветвей.

В отчаянии Лиза закричала, и ей в ответ осенняя ночь взорвалась хохотом бесчисленных голосов, среди которых все громче и громче звучал издевательский смех того, что раньше было ее мужем.

Александр Матюхин Навсегда

Александр Матюхин

Навсегда

Стас помнил ее в мельчайших подробностях – дверь в пристройку около школы.

Она была деревянная, обитая с двух сторон неровными листами металла. Всюду торчали шляпки гвоздей (сейчас уже покрытых густой ржавчиной), кое-где гвозди свернулись, сделавшись похожими на высохших червячков. Дверь покрасили зеленой краской, оставив по углам светлые разводы от широкой кисти. Краска за двадцать лет выцвела, приобрела желтоватый оттенок, вздулась морщинистыми пятнышками и местами осыпалась.

Раньше наверху висела прямоугольная табличка, на которой было написано: «Секция по боксу». Никакой секции на самом деле там никогда не существовало. За дверью находился локальный подростковый рай.

Стас понял, что разглядывает белое пятно на месте таблички. Только сейчас до него дошло: он совершенно не понимает, что здесь делает. Каким ветром судьбы его вообще сюда приволокло?

Он отошел на несколько шагов, осмотрелся. Старая закрытая школа. Заиндевевшие ступеньки. Заколоченные двери и выбитые окна. Сетчатый забор, заклеенный афишами, – с внутренней стороны были видны только кляксы клея на белой глянцевой поверхности.

В голове медленно рассеивался туман. Стас вспомнил, что получил письмо, а затем, будто обезумевший, спешил на Московский вокзал, покупал билеты и почти сутки ехал из Питера на поезде. В Мурманске прямо у платформы подхватил таксиста и за две тысячи примчался в этот крохотный и богом забытый городок на краю Кольского полуострова. Городок, где Стас родился и прожил шестнадцать лет.

Воспоминания.

Стас запустил руку в карман брюк, выудил легкий бумажный конверт, повертел его (тысячу раз уже, наверное, вертел), отогнул надорванный лохматый край, вытащил письмо. Всего одна страница в клеточку, а текста на ней – несколько предложений. Размытая губная помада внизу. Наташкина помада, чья же еще? И почерк ее. Невероятно, но факт.