Правда о Ричарде Крэйвене стала вырисовываться.

Вот в чем заключалась истина, на которую он намекал с самого начала, разбрасывая недостающие элементы головоломки то здесь, то там. Эти элементы были столь незначительны, столь ничтожны, а намеки туманны, что ей вряд ли удалось бы раньше составить из них цельную картину.

Танец.

Метафизика.

Электричество.

Жизнь, смерть, сумасшествие.

И Нижинский.

Ричард Крэйвен самолично поведал ей все о Вацлаве Нижинском. И эта информация заключалась в одном из самых первых интервью с ним.

Э.Д.: Но почему балет, мистер Крэйвен?

Р.К.: Мой интерес к балету не имеет ничего общего с интересом к танцу как таковому, миссис Джефферс. В данном случае меня привлекают танцоры.

Э.Д.: Танцоры?

Р.К.: Знаете ли вы, что делает из человека настоящего танцора? Стремление к совершенству. К совершенству в физическом отношении, к совершенству в сфере мышления. Вот что самое интересное! Постоянное стремление к совершенству.

Э.Д.: Но неужели вы верите, что человек в состоянии достичь совершенства?

Р.К.: Такой человек был. Вацлав Нижинский. Вам знакомо это имя?

Э.Д.: Насколько я знаю, он сошел с ума и умер.

Р.К.: Да, так считается, но я вовсе в этом не уверен. Это был человек, который умел прыгать выше всех танцоров — и прежних, и нынешних. Но он не просто прыгал, миссис Джефферс. В самой высокой точке своего прыжка он как бы зависал над сценой.

Э.Д.: Боюсь, что я не совсем вас понимаю.

Р.К.: Ну, так было принято говорить — «зависал». Что касается самого Нижинского, то он, по его же собственным словам, просто-напросто подвешивал себя над сценой. Он говорил, что научился отделяться от собственного тела, и когда он выступал, то летел одновременно над сценой и над собственной плотью, манипулируя ею, словно марионеткой на веревочках.

Э.Д.: И вы верите в то, что подобное возможно?

Р.К.: Не просто возможно, миссис Джефферс. Я уверен, что он делал именно так. Видите ли, он перестал танцевать, потому что испугался — испугался того, что в один прекрасный день не сможет вернуться в собственное тело и останется вне его. В самом конце своей карьеры он, возвращаясь в свое тело, всякий раз находил там незнакомую духовную сущность. Он боялся, что незнакомый дух станет сильнее его и тогда он, Нижинский, окажется не в состоянии вновь обрести свое тело. Вот почему он перестал танцевать, вот почему его провозгласили шизофреником. Но что, если он не был шизофреником, миссис Джефферс? Что, если у него не было и намека на шизофрению? Что тогда?