И Лилит указала пальцем на мальчика-козла, который вновь принялся хныкать и стонать, так что ей пришлось успокоить его, похлопав ладонью по прутьям клетки.

Герцог ответил, что не имеет ни малейшего понятия о том, сколько времени длилась изнурительная охота.

– Что ж, тем лучше для тебя, – заявила Лилит. – Но кое-что тебе все же следует открыть, ибо иначе ты не поймешь, что случится после того, как я заберу своего сына. Так знай же, что реальная твоя жизнь – те семь десятилетий, что отпущены человеку на земле, – закончилась много веков назад.

Герцог устремил на Лилит взгляд, полный тягостного недоумения, но мгновение спустя до него дошло значение слов, и в глазах его мелькнул ужас. Он понял, что он и его люди провели жизнь в тщетной погоне за дьявольским ребенком, который за все время преследования едва ли повзрослел на два года.

– Мой отец, – прошептал герцог. – Мои братья. Что с ними?

– Они давно мертвы, – сообщила Лилит, и во взоре ее мелькнула тень сочувствия. – Все, кого ты некогда знал, умерли.

Лицо герцога словно окаменело, но слезы наполнили его глаза и потекли по впалым щекам.

– Если бы ты и твои люди не поддались власти низменных инстинктов, все было бы иначе, – продолжала Лилит. – Вы бы нашли себе достойных жен и провели бы свой век в любви и счастье. Но вам нравилось убивать, не так ли? Лишать жизни ни в чем не повинных кабанов и оленей. Поэтому вы и оказались здесь. На краю собственной могилы.

Смысл этих слов, по-видимому, состоял в том, что время герцога истекло и сейчас, когда охота завершилась и он искупил свою вину, его ожидает награда Смерть, обычная смерть без всяких прикрас.

– А теперь отдай мне моего сына, – изрекла Лилит. – И мы покончим с этим злополучным делом раз и навсегда.

Однако Эппштадт вновь подал голос. До поры до времени он наблюдал за происходившим с кривой, но довольной ухмылкой. Причины подобной радости были просты. Эффектный спектакль, разыгравшийся на глазах у Гарри – разверзшаяся земля, диковинные цветы, чудный запах, пробуждающий воспоминания, – окончательно убедил председателя совета директоров студии «Парамаунт» в справедливости собственных догадок. Теперь Эппштадт окончательно убедился, что на самом деле лежит без сознания где-нибудь в доме (скорее всего, оглушенный тяжелым предметом, свалившимся ему на голову во время землетрясения), а все эти чудеса являются плодом его разыгравшегося от удара воображения. Правда, в этих бредовых видениях он проявлял недюжинную волю и настойчивость, что редко случалось с ним во сне; впрочем, он и сны-то видел крайне редко, а проснувшись, тут же забывал. Уверившись в собственной способности направлять эти невероятные фантазии по своему усмотрению, Гарри не собирался позволять событиям развиваться по нежелательному сценарию. К тому же роль посредника была для него привычной. А потому Эппштадт сделал шаг вперед и протянул руку, явно намереваясь помешать герцогу подойти к клетке с пленником.