Светлый фон

— Господи! И причем здесь Кавказ? Наши старые с ним непонятки и современная, высокого уровня политика! — Приятель размахивает салфеткой.

— Ну, он говорил об этом в том смысле, что серьезный провал на Кавказе очень негативно отразится на вашей карьере, которую он вроде как собирался разрушить…

— Ага… — Приятель грызет край салфетки, уголком которой только что вытирал себе рот — а чтобы провалиться на Кавказе, понимаешь, нам нужно еще заслужить, чтобы нам доверили что-то делать на Кавказе, а чтобы нам доверили что-то делать там, нам нужно поймать Пашкевича!

 

Получается замкнутый круг. Я думаю о том, что, если, как он сам говорил, у Пашкевича есть на Приятеля какой-то компромат, то, почему бы ему этот компромат не передать куда следует?

Я мысленно многократно повторяю себе: «Спросить об этом у Пашкевича, когда он позвонит в следующий раз» — но все равно, в итоге совершенно не уверен, что мне это удастся запомнить.

— Ну, и что ты обо всем этом думаешь? — Уже расплатившись по счету спросил меня Приятель — что, тяжело небось, понять мотивации?

— Пашкевича? О, да! — я натужно изображаю некоторую веселость — но при этом… как бы сказать? Что мне все эти дела? Я же к ним не имею отношения? Вот если бы вы мне доверили их расследовать. С другой стороны — ища Пашкевича я вроде как косвенно в этом и участвую!

Приятель соглашается:

— Если бы тебе удалось поймать этого гаденыша и привести в Москву, я тебя уверяю — тем самым ты бы решил кучу проблем разом! И Кавказ, и наши с ним дела, про которые он так врет, будто мы его обидели и все такое. Ты думаешь его решили убрать потому что он был ненужным свидетелем? Не-а! Его решили убрать на самом высшем уровне, но только потому, что он был опасен! Опасен не КГБ, а обычным людям, которые совершенно не причем. Ты и понятия не имеешь, сколько оружия он сбыл, кому не надо! Признаюсь, мы сами, с тех пор, как он исчез об этом имеем весьма смутное представление. Но даже по тому, что мы точно знаем, можно сказать — паренек развернулся очень широко!

врет

В ответ я лишь тонко намекаю на то, что после моей такой неудачной екатеринбургской поездки Сартаков может отстранить меня от поисков Пашкевича.

Приятель грызет, правда изящно, ногти, глядя мне прямо в лицо невидящим взором, покачивает головой, но после оказывается что он меня все-таки слышал:

— Я постараюсь с ним переговорить об этом — обещает он и мы встаем из-за стола — нам сейчас нужно не расслабляться, а наоборот, наращивать активность. Чем быстрее найдем этого Димочку, тем будет лучше.

* * *

Я возвращаюсь обратно к себе, но потом, когда я уже было собирался пойти к Енохову в гости, меня опять вызвал к себе Саратков.