52

В час ночи у Джада Крэндалла зазвонил телефон, разорвал тишину в пустом доме и разбудил старика. Джад задремал, и ему снилось, что ему вновь двадцать три, он сидит на скамейке в бытовке железнодорожного депо вместе с Джорджем Чепином и Рене Мишо, и они передают по кругу бутылку виски — самогон, но с этикеткой, — а снаружи беснуется северо-восточный ветер, и его пронзительный вой заглушает все остальные звуки, даже грохот подвижных составов на железной дороге. А они втроем сидят вокруг печки, глядя на красные угольки за мутным стеклом, пьют виски и рассказывают истории — истории, которые носишь в себе годами, хранишь, как мальчишки хранят под кроватью свои неказистые сокровища, и приберегаешь именно для таких вечеров. Они были темными, эти истории, темными, как сама ночь, и внутри каждой из них светился крошечный красный уголек, а взбешенный ветер создавал им обрамление. Джаду было двадцать три года, и Норма была очень даже жива и здорова (хотя сейчас она наверняка легла спать; вряд ли она станет ждать, что он вернется домой в эту дикую ночь), и Рене Мишо рассказывал о еврее-разносчике из Бакспорта, который…

Тут зазвонил телефон, и Джад проснулся, резко дернувшись в кресле. Затекшая шея болела, и тяжесть всех этих шестидесяти лет, всех этих лет, отделявших тогдашние двадцать три года от теперешних восьмидесяти трех, разом обрушилась на него. А в голове билась мысль: Ты заснул, парень. Так у нас на железной дороге дела не делаются… И уж тем более сегодня ночью.

Он поднялся на ноги, кое-как распрямил затекшую спину и подошел к телефону.

Это была Рэйчел.

— Джад? Он вернулся домой?

— Нет, — сказал Джад. — Рэйчел, где вы? Такое ощущение, что вы где-то близко.

— Я уже близко, да, — отозвалась Рэйчел. И хотя ее голос действительно звучал ближе, в трубке слышался тихий гул. Это был шум ветра, где-то между Ладлоу и тем местом, где сейчас находилась Рэйчел. Сегодня ночью ветер просто взбесился. Этот звук всегда наводил Джада на мысли о далеких голосах мертвых, поющих какую-то свою песню. — Я на шоссе, на стоянке на въезде в Биддефорд.

— В Биддефорд!

— Я не могла оставаться в Чикаго. У меня нехорошее предчувствие, как и у Элли. Я не знаю, что это, но оно не дает мне покоя. И вы тоже что-то такое чувствуете. Я слышу по голосу.

— Да. — Джад вытащил из пачки сигарету и сунул ее в рот. Зажег спичку и стал смотреть, как огонек дрожит в его руке. У него никогда в жизни не тряслись руки — до того как начался весь этот кошмар. Снаружи выл темный ветер. Ветер сотрясал дом.