И этот тоненький голосок все кричит: «Я люблю тебя, Тигра! Я люблю тебя! Я в тебя верю, Тигра! Я всегда буду тебя любить и в тебя верить, я останусь молодой, и единственный Оз, кто будет вечно жить в моем сердце, это тот нежный обманщик из Небраски! Я люблю тебя…»
Мы патрулируем территорию… мы с сыном… потому что весь смысл не в войнах, не в сексе, а в этой кошмарной, благородной и безнадежной битве с Озом, Великим и Узясным. Мы с сыном патрулируем территорию, в нашем белом микроавтобусе, под ослепительно синим небом Флориды. И красная лампочка на приборной панели прикрыта, но она замигает, если кому-то понадобится наша помощь… и никому, кроме нас, не нужно об этом знать, потому что земля в человеческом сердце, она еще тверже; человек растит что может… и заботится о посевах.
С такими тревожными, полусонными мыслями Луис Крид погружался в сон, отключая все линии связи с реальностью, одну за другой, пока мысли не стихли и усталость не затянула его в черное забытье без сновидений.
Перед самым рассветом на лестнице раздались шаги. Они были медленными, неуклюжими, но целеустремленными. Тень скользила среди теней в коридоре. Вместе с ней пришел запах — зловоние. Луис, даже в таком крепком сне, застонал и перевернулся на другой бок, прочь от этого запаха.
Тень неподвижно застыла на пороге спальни. Потом вошла внутрь. Луис лежал, уткнувшись лицом в подушку. Белые руки протянулись из темноты, раздался слабый щелчок. Это открылся замок черной сумки, стоявшей у кровати.
Перебираемые принадлежности тихонько стукались друг о друга.
Руки рылись в сумке, безо всякого интереса отодвигая в сторону лекарства, ампулы и шприцы. Вот они нашли, что искали, и схватили предмет. В первых бледных лучах рассвета сверкнула серебристая вспышка.
Тень вышла из комнаты.
Часть третья ОЗ, ВЕЛИКИЙ И УЗЯСНЫЙ
Часть третья
ОЗ, ВЕЛИКИЙ И УЗЯСНЫЙ
Иисус же, скорбя и стеная в сердце своем, пришел ко гробу. То была пещера, и камень лежал на ней. Иисус сказал:
— Отнимите камень.
Сестра умершего, Марфа, сказала:
— Господи, он, должно быть, уже смердит, ибо четыре дня, как он во гробе.
Помолившись, как должно, Иисус воззвал громким голосом:
— Лазарь, иди вон!
И вышел умерший, обвитый по рукам и ногам погребальными пеленами, и лицо его было обвязано платком.