Я уже давно потерял эти стихи (а может, удалил их из страха, что их отрицательное воздействие ввергнет меня в пропасть клинической депрессии), но я помню - и подозреваю, что никогда не забуду - последнюю строчку: "Мы отодрали ее как следует, я и мой нож."
Кровавые непристойности, персонифицированная злоба и разнузданная похабщина продемонстрировали общие знаменатели, витающие в эстетическом напоре Хардинга. Конечно же, мы видели, что множество подобных вещей проникает в суб-жанр, известный (в числе прочих названий) как "экстремальные ужасы." Девяносто процентов книг, возможно, достойны той беспощадной критики, которую получают. Вульгарность ради вульгарности. Писаки-любители просто громоздят на страницу отвратительные образы и беспорядочные спонтанные сцены бессмысленного насилия, не придерживаясь ни цельности произведения, ни особенностей персонажа, ни сюжетной линии. "Сучка визжала, когда червивый зомби таранил своим гнилым елдаком ее зияющую вонючую манду и кончил струями гноя!" Такое вот дерьмо. Лично мне оно давно уже осточертело, как и многим читателям. Помню, один критик назвал "экстремальные ужасы" чем-то вроде клуба групповой мастурбации для маленьких мальчиков, где цель каждого участника шокировать соседа. На самом деле, я вполне согласен с этим сравнением (хотя, ошибочно или нет, членом этого клуба себя не считаю), поскольку чего "экстремальным ужасам" не хватает больше всего, так это профессиональной дисциплины. Заблуждающийся автор считает, что именно разнузданный секс и насилие шокируют читателя. Но это не так. Это вгоняет читателя в тоску. До зевоты. И это не только очерняет распространенное представление о жанре в целом, но и выставляет более серьезных писателей, работающих в этом жанре, неадекватными, инфантильными, и просто безответственными.
Вернемся к месье Хардингу.
Он тоже не является частью этого "клуба", друзья. Его более чем заботят не только теоретические и/или социальные аспекты экстремальной литературы, но и само