… Глухая тишина леса огласилась победными криками, мимо протрусило десятка два всадников. К седлу каждого был приторочен мешок, в котором позвякивала добыча. Видимо, напали на весь и пограбили смердов, теперь догоняют своих.
… Глухая тишина леса огласилась победными криками, мимо протрусило десятка два всадников. К седлу каждого был приторочен мешок, в котором позвякивала добыча. Видимо, напали на весь и пограбили смердов, теперь догоняют своих.
Я – Светозар, кузнечных дел мастер, жил в Рязани. Между Южными воротами и Успенским собором располагалась моя мастерская и небольшая изба. Жена, двое детей… Но всё это в прошлом. Теперь я – один из уцелевших защитников стольного града, пробираюсь к Владимиру, потому что уверен: именно там будет дан решительный бой пришельцам.
Я – Светозар, кузнечных дел мастер, жил в Рязани. Между Южными воротами и Успенским собором располагалась моя мастерская и небольшая изба. Жена, двое детей… Но всё это в прошлом. Теперь я – один из уцелевших защитников стольного града, пробираюсь к Владимиру, потому что уверен: именно там будет дан решительный бой пришельцам.
На мне воинское снаряжение и рысий тулуп, который остался от подмастерья Евсея. Догнала его ордынская стрела. Мы вместе отражали врага на стенах Рязани, потом хоронились по лесам, уходя от павшего града.
На мне воинское снаряжение и рысий тулуп, который остался от подмастерья Евсея. Догнала его ордынская стрела. Мы вместе отражали врага на стенах Рязани, потом хоронились по лесам, уходя от павшего града.
Голодно было и холодила кольчуга, но снимать ее я не помышлял, памятуя о лихом времени. Притаясь за широкими сосновыми ветвями, покрытыми крупными гроздьями снега, я проводил глазами конных ордынцев, и только тихо подвывал от бессилия. Пути вперед нет, повсюду враги, а до Владимира еще верст двадцать. И на всем пути, которым я проходил, только сгоревшие избы, порубленные, заледеневшие тела, оскверненные храмы. Эх, встретить бы своих!
Голодно было и холодила кольчуга, но снимать ее я не помышлял, памятуя о лихом времени. Притаясь за широкими сосновыми ветвями, покрытыми крупными гроздьями снега, я проводил глазами конных ордынцев, и только тихо подвывал от бессилия. Пути вперед нет, повсюду враги, а до Владимира еще верст двадцать. И на всем пути, которым я проходил, только сгоревшие избы, порубленные, заледеневшие тела, оскверненные храмы. Эх, встретить бы своих!
И словно мне в награду за лишения последних дней, с той стороны, куда ускакали грабители, стали доноситься испуганные вопли – вопили не по-нашему. Я выхватил меч и ринулся на дорогу. «Неужели свои?» – стучало в голове тяжким молотом. Навстречу мне стремительно нёсся мохнатый всадник, его глаза округлились от ужаса, он, видимо, забыл про собственное вооружение, про недавнюю «удаль», когда грабили и резали урусутов лесной деревни, и теперь хотел только побыстрее умчаться от страшных «мангусов». Кратким оказался его нынешний поход на север: русская стрела вошла в затылок, а вышла из горла. Он стал хрипеть и заваливаться набок, а я успел схватиться за уздечку и остановил коня.