Покосившаяся, разбухшая от сырости, обитая рваной клеенкой, из-под которой торчали клочья ваты. Рядом валялось старое-престарое кресло, которому место только на свалке.

Очень может быть, что его уже даже туда несли, а потом устали и бросили прямо около двери.

Что за чушь лезет в голову?!

Чихов нервно сглотнул и осторожно двинулся вперед, не отрывая глаз от темного дверного проема.

Он увидел! Он тоже умеет видеть! Не хуже, чем Карамзина!

Внезапно показалось, что очертания двери начинают блекнуть, меркнуть, как бы растворяясь в воздухе.

Сейчас все исчезнет? И он так и не узнает, что там, за этой дверью, в этом доме? Нет, надо успеть, успеть!

Чихов рванулся вперед, добежал до двери, уткнулся на мгновение во что-то плотное, как бы в преграду какую-то, но тотчас же ощутил, что путь свободен, и вбежал в темноту подъезда.

Сзади раздался знакомый голос:

– Чихов! Стой! Не надо!

Голос Карамзиной, что ли?

Чихов обернулся.

Сзади ничего не было: ни улицы, ни мокрого снега, ни белого дня… ни самой этой двери, в которую он только что вбежал!

Кругом царила темнота.

Непроглядная темнота!

* * *

Отец сел за стол; мама налила ему супу, нарезала хлеб. На сковородке скворчала, разогреваясь, новая порция котлет.

Роза стояла в кухонных дверях и смотрела на родителей.

Как хорошо, что папа пришел! Сейчас у мамы совсем другое лицо, чем было недавно. Нет того тягостного, потерянного выражения: она смеется, что-то спрашивает у папы, сама что-то отвечает ему… Вот полуобернулась, увидела в дверях Розу и просияла улыбкой. Сразу видно, что именно эти двое, муж и дочь, – для нее самое главное в жизни, а вовсе не какие-то там печальные воспоминания о давно погибших друзьях!

Розе ужасно захотелось запечатлеть эту счастливую сцену. Она принесла мобильник, поймала кадр, нажала на экран…