Тем более недопустимо употребление «сильных» слов, таких как: вдруг, страшный, ужасный. Подобные выражения предупреждают читателя, что его собираются пугать, а поскольку реальной опасности в чтении книжки нет, то все дальнейшие авторские потуги пропадают втуне. Читатель должен сам произнести в душе своей: «Страшно то как!» Опытные рассказчики страшилок прекрасно знают это и рассказывают свои истории скучным тоном и с отсутствующим видом, оставляя слушателя наедине с потусторонним. В крайнем случае запретное слово может относиться к чему-то совершенно второстепенному и, прозвучав в контексте, отраженным светом подействовать на психику читателя: Впрочем, это уже специфика писательской кухни — не будем выдавать секреты.

Как непревзойденный образец литературы ужасов не могу не привести известнейшую народную сказку «Медведь на липовой ноге». В данном вопросе я совершенно серьезен, сказка действительно представляет собой эталон литературы такого рода. Неспешный, типичный для бытовой сказки зачин, знакомые персонажи, с которыми несложно идентифицироваться. Фактор виновности — если бы старик не тронул медведя, то и медведь бы не тронул старика. Привычный антураж: дед и баба сидят дома, занимаются домашними делами. И — медленное, неспешное приближение страха:

И обреченность — дверь оказывается незакрыта, а медведь идет, зная, куда и зачем. Фатальная обреченность подчеркивается сверхзнанием — мало ли что может скрипеть в ночи! — однако старуха безошибочно говорит: «Медведь идет». А двери закрывать уже поздно и поздно прятаться под лавки — от возмездия не спрячешься: вольно было топором махать.

Замечательно, что старуха также задействована в планах медведя, она тоже виновата:

Варят мясо живого — ныне живущего! — существа, и эта дополнительная, буднично названная жуть окончательно парализует слушателя.

Особенно тягучими и вязкими оказываются последние секунды. Медведь уже в сенях — и именно в это время, подчеркивая неумолимость фатума, рефреном звучит: «Скырлы, скырлы…» И ничто не происходит «вдруг», и ни разу не сказано слово «страшный». Зато страшно, по-настоящему страшно малолетнему слушателю, хочется забиться под одеяло и замереть от сладкого ужаса.

Особо отмечу общий для всего «хорора» необязательный конец сказки. В одних записях медведь съедает обидчиков, в других — рассказчик своею волей спасает героев, заставляя медведя провалиться в подпол. Последняя концовка особо показывает, что герои были обречены, и автору пришлось прибегнуть к помощи deus ex machina.

В русской литературе я не знаю более блестящего образца «хорора». Приходится признать, что даже Гоголь проигрывает народному гению.