Женька встал. Ему было больно, обидно и страшно, но, с другой стороны, – как-то даже спокойнее. Словно удар на время выбил из головы всю эту потустороннюю муть. Он подошел к двери – тихо, на цыпочках – сдвинул в сторону жестяную заглушку глазка, которую папа сделал давным-давно, и посмотрел в подъезд.

Темнота.

Он приложил ухо к холодной двери.

Тишина. Холодный колкий иней ожидания посыпался за шиворот, казалось, вот-вот кто-то постучит в дверь над самым ухом.

Стало вдруг понятно, что он не слышит дизеля, но выключили ли его до того, как зазвонил телефон, или уже после – Женька сейчас ни сообразить, ни вспомнить не мог. Ну если б дизель отключили, как бы телефон работал?

А если… Страшно было думать об этом, но не думать не получалось. Опасные мысли вернулись очень быстро и привели за собой ворох других, таких же пугающих.

А если телефон не работал? Если телефон не работал, потому что дизель молчит уже давно – иногда, когда свет отключают надолго, топливо на почте экономят, – и голос был не из трубки? А из темноты? Из щели за открытой дверью в зал, например? Там, в углу за дверью, вполне можно спрятаться, Женька сам так делал.

Что, если что-то есть в квартире?

Сдуреть можно было от такой мысли. Но разум сопротивлялся, и пока вполне успешно. Не в первый же раз Женька оставался в темноте, так что какой-никакой иммунитет против жути у него имелся.

Хотя сегодня был очень странный вечер.

Женька шарил в поисках свечи, но найти не мог. Траектория падающего предмета непредсказуема, говорил папа, и был прав. Неизвестно, куда можно было укатиться в темной прихожей, но куда-то свеча да делась. От ощупывания ботинок Женьку аж морозило – он боялся найти голень выше среза голенища, поэтому внутри обуви искать не стал. Вообще ему уже невыносимо было тут, в прихожей, находиться, темнота и страх душили крепко, будто и правда имели реальный вес. Нервы были на пределе, а силы кончались.

Вот так, на ровном месте, можно сойти с ума, подумал Женька.

Он нащупал раскрошившееся печенье, ключи – их он сунул в карман – и еще что-то цилиндрическое, маленькое, чего не смог опознать.

И тут он услышал короткий шорох ткани по кожзаму.

Он был за дверью.

Всю его мысленную оборону смело, как и не было ее. Женька дико, до спазма в горле, испугался, что сейчас зазвонит отключенный телефон. Вспомнились сразу те истории про вентиляционного человека, про чудовище под кроватью, все эти недодуманные мысли про темное быстрое белолицее белоглазое страшное.

Он медленно выпрямился и попятился от дверей. Газовые отсветы почти не помогали что-либо разглядеть. Нужно было пойти на кухню, за спичками, нужно было, но Женька боялся идти вперед. Боялся шороха в прихожей – вот пойди пойми, снаружи двери он или внутри, а если снаружи, то кто это, а если внутри, то нет-нет-нет-нет. Боялся телефона, зеркала за спиной – почему-то казалось, что оно отражает не смутные очертания его затылка – нет, он боялся, что отражение смотрит ему в спину. Дурное ощущение чужого взгляда сразу же прилипло к затылку, Женька сцепил зубы и обернулся, пока страх не захлестнул его с головой, но в зеркале лишь смутно двинулось что-то, может, все было в порядке, а может, его отражение отвернулось от него.