— Как мы войдем? — спросил он, когда они остановились перед домом.

— У меня ключ. — Валентин шагнул к двери.

Отступление отрезано. Ключ повернулся, дверь открыта, относительная безопасность улицы кончилась. Наполненный безмолвием, дом внутри оставался таким же темным, каким казался снаружи. Неужели защита, выставленная Сванном вокруг своего тела, дала отпор Баттерфилду и отбросила его войско? Но Валентин подавил неуместный оптимизм Гарри. Он взял его за руку и прошептал:

— Они здесь!

«Как вы догадались?» — хотел спросить Д’Амур, но момент для вопросов был неподходящий.

Гарри пообещал себе расспросить обо всем потом — когда (если это «когда» наступит) они покинут гостеприимный дом, сохранив головы на плечах.

Валентин уже был внутри. Слабый уличный свет прокрался за ними в прихожую, а когда угас — глаза Гарри не сразу привыкли к наступившей темноте. Вслед за Валентином он пересек прихожую, с радостью подметив уверенность, с какой слуга двигался во мраке: подергивая за рукав пиджака, он направлял Гарри и уберег от верного падения на площадке между двумя пролетами лестницы.

Вопреки утверждению Валентина, ни звука, ни видимого признака вторжения внизу не наблюдалось. Когда они подходили к спальне Сванна, нездоровый зуб в нижней челюсти Гарри, до недавних пор не беспокоивший его, вдруг запульсировал болью, а желудок опять сжался от ужаса. Предчувствие и ожидание были мучительны. С трудом он подавил огромное желание закричать и тем заставить врага вытянуть руку; если, конечно, у такого врага есть руки.

Валентин дошел до двери, обернулся — и словно гулкий удар колокола донесся в темноте до Гарри, настолько явным был страх Валентина Кожа на лице слуги блестела, от него пахло свежим потом.

Валентин указал на дверь. Гарри кивнул. Он сконцентрировался, как только мог. Валентин потянулся к дверной ручке. Щелчок замка показался оглушительно громким, но ни единая душа в доме не отреагировала на звук. Дверь распахнулась, и их встретил опьяняющий запах цветов: в духоте они начали вянуть, и за сильным ароматом явственно угадывалось гниение. Освещение комнаты оказалось более отрадным, чем запах. Шторы спальни были задернуты не полностью, и в свете уличных фонарей вокруг гроба клубились похожие на облака холмы венков и цветов; темнело кресло, где сидел Гарри; бутылка кальвадоса по-прежнему стояла около него, и зеркало над камином отражало сумрачную загадочность комнаты.

Валентин пересек спальню, подошел к гробу, и Гарри услышал тяжкий вздох, когда слуга взглянул на своего старого господина Чуть постояв, Валентин стал поднимать нижнюю половину крышки гроба. Одной рукой справиться с этим ему было нелегко, и Гарри, страстно желавший поскорее все закончить и убраться восвояси, поспешил ему на помощь. Прикосновение к твердому дереву с перехватывающей дыхание силой всколыхнуло воспоминание о ночном кошмаре: разверстая пасть бездны, поднимающийся со своего ложа иллюзионист. Ничего похожего, однако, не произошло. Сейчас телу Сванна не помешало бы чуть больше жизни: мужчиной он был крупным, и окоченевший труп не желал двигаться. Простейшая задача — вынуть из гроба покойника — затребовала все внимание и силы. Наконец, с огромной неохотой, иллюзионист покинул колыбель.