Седьмое «слияние» сделало в скуле три глубоких, неровных «стежка» недлинным USB-проводом, оставив концы болтаться снаружи. Восьмое – наискось запихнуло под кожу живота слегка приоткрытые ножницы.

Ближе к концу игры снова появился страх. Не сильный, но цепкий, постоянный… Небольшое облегчение дали три рюмки водки. На них Ломцов остановился, потому что для полного избавления от страха пришлось бы влить в себя всю бутылку, а напиваться он не хотел.

За час до последней черты Захар перестал бороться и лег на диван, неотрывно следя за секундной стрелкой часов.

Метровый Samsung был включен, на экране с пальбой и мордобоем выкручивался из передряги очередной сериальный то ли опер, то ли спецназовец. Картинка неожиданно пошла полосами, рябью – и пропала совсем.

«Надеюсь, телевизор никуда запихивать не будут… – нервно усмехнулся Ломцов, посмотрев на часы: ровно половина десятого. – Идиотская затея. Вон чайную ложечку пусть возьмут. Не по-о-онял… А это что такое?»

Телевизор опять ожил, но вместо заброшенного заводика, ставшего западней для атлетически сложенного силовика, на экране возникла небольшая грязноватая и скудно освещенная комната. Захар разглядел пару плакатов с иероглифами на стене, бамбуковую мебель, цветастые занавески с золотыми длинноусыми драконами, несколько коробочек из-под китайской еды на полу: жилище, скорее всего, находилось за пределами России. Картинка была статичной, как будто камеру водрузили на треногу, включили и оставили в покое.

В центре кадра находился мужчина, абсолютно голый, тучный, свесивший голову на грудь. Он сидел примерно метрах в трех от камеры, на коленях, сильно ссутулившись, неподвижно. Судя по длинным растрепанным и изрядно тронутым сединой волосам – человек был лет на двадцать старше Ломцова.

– Эй, мужик, – позвал его Захар неожиданно для самого себя, – ты чего?

Мужчина легонько качнул головой, как будто услышал вопрос, но ничего не ответил, оставшись сидеть в прежней позе. Казалось, что он сильно пьян или находится в полной прострации.

– Эй, что творится-то? – снова спросил Ломцов, скорее, не у человека на экране, а просто чтобы не молчать. – Мужик, ты меня слышишь? Э-э, а что это у тебя там…

Он поспешно слез с дивана, проковылял ближе к телевизору.

Всмотрелся.

– Твою мать…

Из левого бедра незнакомца выпирало что-то, крайне похожее на цоколь лампочки. Взгляд Захара судорожно запрыгал по обнаженному телу с той стороны экрана, выхватывая новые, не всегда хорошо различимые «объекты».

Часть маленького гаечного ключа, торчащего из правого запястья.