Однако в темноте не резали глаз сгнившие заборы, провалившиеся крыши и пустые окна – Артем словно шел по пустынному, старому, но еще обитаемому городу. Казалось, что вот-вот почувствует спиной чей-то взгляд или услышит в стороне, за домами и деревьями, осторожные шаги.

От холода стучали зубы. Артем попробовал перейти на бег, но дыхалка, ослабленная годами пьянства и неподвижности, не была готова к такому испытанию – уже минуту спустя он стоял, привалившись спиной к серому забору, глотая воздух, успокаивая разбушевавшееся сердце.

Детская фигурка мелькнула впереди, скрылась за углом дома.

– Эй, Саша! – закричал Артем, оттолкнулся от стены, заковылял туда, где заметил движение. – Саша, не бойся! Я тебя к маме отведу!

Он зашел за угол, поднял смартфон, огляделся. На серой кирпичной стене висело объявление, ориентировка на пропавшего ребенка. Алена Семенова, девять лет. Пухлое, миловидное лицо с большими глазами, напечатанное на плохой, дешевой бумаге. Исчезла два года назад. Телефон. Вознаграждение. Отчаяние.

Откуда здесь это объявление? Откуда здесь объявление о пропаже его дочери? Она ведь не пропадала. Нет, ни в коем случае. Он бы знал. Он бы искал ее, разумеется. Он бы искал ее все эти два года, каждый день, каждый час. Обошел бы все заброшенные дороги, все побежденные лесом садовые товарищества, все старые дома. Звал бы ее по имени, если бы имелся хоть малейший шанс, что Алена его услышит.

– Она не услышит, – сказал мальчик из непроглядной тьмы. – Теперь она моя дочь.

Артем замотал головой. Мальчик нес несусветную чушь. Мальчик не понимал, что говорит. Да и откуда бы ему понимать? У него одни игры на уме. Прятки. Салочки.

– Ты увидишь ее, если пойдешь со мной, – сказал мальчик. – Я обещаю.

И Артем пошел, пошел сразу же, все так же мотая головой, не соглашаясь с происходящим, не глядя по сторонам. Смартфон он то ли положил в карман, то ли выронил, то ли разбил, бросив в стену с фотографией дочери. Мальчик двигался впереди, то исчезая во мраке, то на короткое мгновение появляясь из него. Иногда казалось, будто на голове у него корона из листьев и веток, а тело покрыто мхом. Иногда казалось, будто он не один, и рядом скользят другие, хищные, едва различимые силуэты. Но Артем моргал, и силуэты исчезали, и мох превращался в грязные, промокшие джинсы и свитер, а листья с ветками оборачивались взлохмаченными волосами.

– Смертные редко проникают в глубь моих владений, – сказал мальчик. – Лишь те, кто, подобно тебе, забывает, что живет. Тогда я впускаю их. Но обратного пути нет.