— Но откуда он взял силы? После всех успокоительных средств, которые мы ему дали, он не должен был шевелиться, по крайней мере, в течение двенадцати часов.

— Он все время находился в сильном возбуждении, почти в горячечном бреду. Около двенадцати ночи он открыл глаза и попросил воды. Я дала ему попить и поинтересовалась, как он себя чувствует. Он ответил, что чувствует ужасную боль, но не мог объяснить мне, что это за боль. У него сильно болела голова. Я спросила, не хочет ли он принять веганин или что-нибудь еще, но он отказался, сказав, что это не поможет. Потом Люк снова заснул и проспал еще час или два, я тоже задремала. Когда я проснулась, то увидела, что он садится на кровати и берет в руку бутылку с водой. От изумления я не успела даже пошевелиться, а потом он ударил меня.

— Эллингтон, какого черта, что вы делали все это время?

Гордон повернулся к старшему помощнику, который только развел руками.

— Какие у меня были основания ожидать неприятностей? — сказал он, оправдываясь. — Я знал, что на следующий день утром мы собирались отплывать, поэтому, когда я увидел, что кто-то спускается вниз к батискафу, решил, что это Фред поднялся пораньше и решил подготовить батискаф к буксировке. Я закричал, как только увидел брошенный конец веревки, но я думал, что Люк все еще находится под воздействием транквилизаторов, а кому, кроме него, мог понадобиться батискаф?

Платт фыркнул.

— Он включил маяк? Я не видел этого, потому что он погрузился в воду до того, как я вышел на палубу.

— Нет. Если бы я увидел включенный маяк, я бы знал, что что-то не так, разве нет? — Эллингтон уже почти сорвался на крик. — Он не включал маяк до тех пор, пока резервуары полностью не погрузились в воду.

— Хорошо, Эллингтон, — устало прервал его Гордон. — Мы не поможем делу, если будем кричать друг на друга. Как насчет запасов на батискафе, Фред? Ты ведь не успел погрузить на него все необходимое?

— Нет. Но мы точно установили, что батискаф надежно защищен от неосторожного обращения, запас кислорода небольшой, но его хватит, если Люк только спустится на глубину и тут же вернется. Я не уверен, что он сможет долго пробыть на дне. Остается неясным, что он намеревается там делать? Он находится в невменяемом состоянии, и мы вряд ли сможем предугадать его действия.

Питер взглянул на Мэри. Она нервно кусала губы, но не от боли и не из-за синяка. Синяк к этому времени был уже аккуратно припудрен. Какая ужасная неразбериха, наверное, царит в этой хорошенькой головке, и все из-за Люка. Интересно, о чем она сейчас думает? Питер страстно желал бы получить ответ на этот сводивший его с ума вопрос, да и на другие тоже.