— Иногда, — ответил я.
— Что же еще? Каковы бывают первые симптомы сумасшествия?
— Головные боли, шум в ушах, мелькание перед глазами, галлюцинации.
— А! Что такое? — прервал он меня. — Что вы называете галлюцинацией?
— Видеть вещь, которой на самом деле нет, — это галлюцинация.
— Но она была там! — простонал он про себя. — Она была там! И, встав, он отпер дверь и стал ходить медленными и нервными шагами по своей каюте, где, я не сомневаюсь, он останется до завтрашнего утра. Его нервная система, кажется, испытала страшное потрясение; во всяком случае, независимо от того, что он видел, человек этот с каждым днем становится все более загадочным, хотя я боюсь, что решение, к которому он сам пришел, правильно и что его рассудок поврежден. Я не думаю, чтобы виновная совесть играла какую-нибудь роль в его поведении. Эта мысль популярна между офицерами, а я думаю, и между командой; но я не заметил ничего, что могло бы поддержать ее. Он не похож на виновного — скорее он похож на человека, с которым жестоко обошлась судьба и на которого следует смотреть как на мученика, а не на преступника.
Ветер сегодня ночью перешел в южный. Помоги нам, Господи, если он загородит тот узкий проход, который является нашим единственным путем к спасению! Так как мы находимся на краю главного арктического ледяного поля или «барьера», как его называют китоловы, то всякий ветер с севера, разгоняя лед вокруг нас, дает нам возможность спастись, тогда как ветер с юга сгоняет весь свободный лед позади нас и заключит нас между двумя ледяными полями. Помоги нам, Господи, говорю я опять!