— Твит, — говорим мы оба вместе и добавляем — возможно, потому что получается в рифму: — Й-йетит…

Я вздыхаю, мои царапины затягиваются, я натягиваю одежду. Босиком выхожу из спальни, пересекаю гостиную и подхожу к входной двери.

— Мы трахались, Твит, — сообщаю я, распахивая дверь. — Что тебе?

Но это не Твит.

Это Исузу, на четвереньках, ладонь с плотно сжатыми пальцами прижата к шее. Между пальцами течет кровь, след тянется в прихожую, окрашивая стены здесь и там пятнами в форме действительно очень маленьких ладошек. Очень узких. Очень аристократичных. Очень… неживых… ладоней.

— Боже милосердный…

— Помогите…

— Господи…

— …мне…

— Скажи Твит, что мы трахались! — кричит из спальни Роз.

— Это… — пытаюсь ответить я, втаскивая Исузу внутрь и захлопывая дверь. — Это не… — я делаю еще одну попытку, запирая дверь на все замки.

— Это не что? — Роз входит в гостиную, вызывающе голая, демонстрируя все, чего никогда не будет у нашей предполагаемой злоумышленницы.

Но ей не требуется много времени, чтобы признать ошибку.

— Срань господня! — ахает она. И оказывается рядом с Исузу прежде, чем успевает закончить фразу. — Черт подери, что случилось?

Как будто это еще не очевидно. Остается только узнать, как и кто.

— Его нет дома, — бормочет Исузу. — Он не отвечал на звонки.

— Вот здесь, — говорит Роз. — Прижми.

Она прижимает мои пальцы к зияющей ране, потом уходит и возвращается с иглой и нитками. Пока она трудится, зашивая рану — похоже, она делает это не в первый раз, — я замечаю то, что сначала принимаю за особенно отвратительный сгусток, прилипший к свитеру Исузу. При ближайшем рассмотрении я понимаю свою ошибку. Нет, это не сгусток. Ухо — вот что это такое. Я отбрасываю локон ее волос, сначала слева, потом справа. Ухо на месте. Второе тоже.

— Ладно, по крайней мере, ты получила на память…

Я делаю паузу. Прочищаю горло.