Светлый фон

— Да. Я вполне соответствую данному определению, — рассмеялся Сайленс, — хотя и пользуюсь им не часто. Видите ли, у меня нет постоянной практики, я берусь за дело лишь тогда, когда мне интересен тот или иной случай, и… — Он не стал продолжать, увидев, с каким пониманием взглянул на него Пендер. В дальнейших объяснениях не было нужды.

— Я слышал о вашей необычайной доброте.

— Это мое хобби, — мгновенно парировал Джон Сайленс, — и моя привилегия.

— Полагаю, вы не передумаете, когда услышите то, что я вам расскажу, — устало произнес писатель и провел гостя через холл в курительную, где они могли свободно разговаривать.

Плотно прикрыв за собой дверь, Пендер повернулся к доктору, который ждал, когда он начнет свою исповедь. Казалось, настроение хозяина дома внезапно изменилось, и он заметно помрачнел.

— По-моему, у меня тяжелый нервный срыв, — с трудом выдавил из себя Пендер, словно преодолевая незримый барьер, и посмотрел доктору прямо в глаза.

— Я это сразу заметил, — кивнул Сайленс.

— Конечно, это не ускользнуло от ваших глаз; впрочем, любой умный, проницательный человек с первого взгляда догадался бы о том, что со мной творится. Но вы чувствуете тоньше и глубже других. Мне говорили, вы настоящий кудесник и лечите прежде всего душу, а уж потом тело.

— Вы обо мне слишком высокого мнения, — возразил доктор, — но я и правда в первую очередь пытаюсь восстановить нарушенное душевное равновесие и только после этого перехожу к телесным недомоганиям.

— Да, я вас понял. Знаете, у меня весьма странное расстройство, и любопытно оно тем, что совсем не затронуло психику. Я хочу сказать, что нервы у меня в полном порядке, да и на здоровье мне нет нужды жаловаться. У меня нет никаких приступов, однако мой дух истерзан страхом, и муки не прекращаются с тех пор, как я впервые ощутил этот таинственный сдвиг…

Джон Сайленс наклонился, взял руку говорившего и несколько секунд держал ее в своей, по обыкновению закрыв глаза. Нет, в отличие от других врачей он не щупал пульс — просто входил в душевное состояние пациента, мысленно ставя себя на его место. Только так он мог вылечить больного. Пристальный наблюдатель, вероятно, заметил бы трепет его чутких пальцев, сжимавших запястье Пендера.

— Будьте со мной откровенны, — мягко обратился он к писателю, отпуская его руку. — Расскажите обо всем, что предшествовало срыву. Как проникла в вас эта сила, я имею в виду то особое наркотическое зелье, к которому вы прибегли. Итак, зачем вы его приняли, и как оно на вас подействовало?

— Выходит, вы знали, что все началось с наркотика! — изумленно воскликнул Пендер.