Светлый фон
Я становлюсь хорош в этом.

Он снова сел на диван, взял джинсы и вытащил ремень из шлевок. Он прикрепил чехол для ножа обратно на ремень, затем встал и застегнул ремень на талии. Сложил нож и засунул его в чехол.

Теперь у него будут свободны обе руки, чтобы надеть на нее наручники и заклеить рот скотчем.

Ему нравилось ощущать прохладу ремня и тяжести ножа на боку.

Голый дикарь.

Накинуть кусок ткани на пояс, и у него будет набедренная повязка.

Но так будет лучше, - решил он.

Но так будет лучше,

Он скользнул рукой вниз по длине своего набухшего члена, затем поднял наручники. Обошел вокруг дивана. Его ноги бесшумно ступали по ковру. Роланд слышал только биение собственного сердца. Он начал дрожать. С каждым шагом дрожь нарастала. Ему не было холодно, он не был напуган. Его трясло от возбуждения, от сладостной дрожи предвкушения.

У подножия лестницы Роланд переложил наручники в левую руку. Правую руку он положил на перила. Медленно начал подниматься.

Лестница была черной. Но наверху показалось серое пятно.

Под его весом скрипнула ступенька.

Он остановился и прислушался.

Его горло издавало странный сухой щелкающий звук с каждым ударом сердца. Он сглотнул, и этот звук исчез.

Он продолжил подниматься. Еще через несколько шагов его глаза оказались на уровне с полом мансардной комнаты. Покрывало грудой лежало на полу у подножия кровати. Простыня свисала с края матраса почти до самого конца, однако все еще лежала на кровати, в пределах досягаемости, на случай если Элисон станет холодно посреди ночи.

Роланд находился все еще слишком низко, чтобы видеть Элисон. Он поднялся выше. Кровать, казалось, опустилась, и там была Элисон, растянувшаяся на спине.

Он присел на корточки так, чтобы перестать ее видеть. Оставаясь в таком положении, он преодолел последние ступеньки. На локтях и коленях он пополз по ковру и остановился у края кровати.

Он прислушивался к тихому, медленному дыханию Элисон, пока не уверился, что она спит. Затем он встал и посмотрел на нее сверху.

Она купалась в сиянии лунного света. Ее ночная рубашка, казалось, переливалась серебром, за исключением участков на груди. Там она не блестела, но была прозрачной. Он смог разглядеть кремовую кожу ее грудей, темную плоть сосков.

Роланд облизнул пересохшие губы.