– Ты-то откуда знаешь?

– Ну, никогда не держал.

– А сейчас?

– Давай без паранойи.

– Да какая, на хрен, паранойя? Он нас натурально порешить может! Ты не видишь, что ли, что у него фляга засвистела?

– Что-то он долго ссыт.

– Что?

– Долго ссыт, говорю.

– Ну так иди глянь!

– А чего я?

– А кто?

– Ты иди!

– Ну, на хер!

– Сука.

Степану вдруг показалось, будто сквозь шум дождя он услышал шорох снаружи. Буквально в полуметре от своей головы, прямо за тентом. Как будто под чьей-то ступней зашуршали камни. Как будто кто-то присел рядом с палаткой, слушая их разговор.

Где-то вдалеке пророкотал камнепад. Вспыхнула молния. Степан нашарил в темноте и нацепил на лоб фонарик:

– Пойду гляну. Может, заблудился.

Басурмана он увидел, как только выбрался из палатки. Луч света выхватил из темноты бледную фигуру, и Степан не сразу понял, что Басурман абсолютно наг. Он стоял метрах в десяти дальше по хребту, а его одежда лежала разбросанная вокруг и напитывалась дождевой водой, струившейся меж камней. Басурман глядел вдаль, на север, приложив к уху спутниковый телефон. Степан сделал неуверенный шаг к товарищу, поскользнулся на раскисшем мху и замахал руками, пытаясь поймать равновесие.

Басурман обернулся к нему и опустил руку с телефоном. Бледные бескровные губы растянулись в улыбке.

– Ты видишь? – спросил он, перекрикивая дождь и ветер.