Остальные посетители, всего человек семь, последовали их примеру.

- Поздравляю.

Это было сухое замечание, предназначенное для того, чтобы это лошадиное дерьмо заставило меня утонуть в моем виски в одиночестве. Но у судьбы есть способ доставить тебя туда, куда ей нужно.

- Жаль, что меня не было с этим отрядом, я бы этих сук как следует нашпиговал бы свинцом!

Кровь застыла у меня в жилах, и голос перешел на шепот.

- Что?

Мужчина ухмыльнулся, горя желанием рассказать мне свою историю.

- Ах да, сукины дети попали в засаду в каньоне Пало Дуро. Банч, конечно, сбежал, как последний трус, но пятеро наших ребят выследили этого проклятого шамана, который охранял Белого Буйвола, - cолдат хихикнул, когда я, не мигая, уставился на него уголком правого глаза; виски ударило ему в голову, и он не обратил внимания на мою ярость.

- Дикарь пытался сделать какое-то колдовство, когда наши парни догнали его. Они шмальнули этому ублюдку прямо в голову. Я слышал, что на нем повсюду были какие-то знаки, какое-то языческое дерьмо... Ублюдок даже перед смертью поклонялся своему дьяволу, - янки вздохнул, словно вспоминая какой-то сон, приснившийся ему на равнине. - Краснокожий упал после этого, насколько я слышал. Вопил, как девка, пока парни и его не грохнули... перерезали ему глотку за бабьи вопли.

Я передал бутылку виски мужчине, и он кивнул.

- Большое спасибо, друг. Забыл сказать самую странную вещь... - он откупорил бутылку и уставился на бурлящую коричневую жидкость в ней. - Перед тем, как ему перерезали горло, он сказал на английском: "Черная Сорока придет", - cолдат отхлебнул виски и глубоко вздохнул, широко раскрыв глаза от удивления. - Так называли мальчика, который бегал с Куантриллом[2] в Канзасе, того самого, из-за которого все эти мятежники были так суеверны...

Парень увидел отметину под моим левым глазом и замер.

Когда судьба переворачивает карты, показывая твои фишки, это всегда неожиданно.

Пистолет уже был у меня в руке, я даже не заметил, как потянулся за ним. Дым и гром взревели в салуне, и стакан в руках янки взорвался. Я никогда не промахивался. Пуля попала ему в глаз, и кровь хлынула из развороченной глазницы.

Он свалился со стула, а я уже повернулся к его спутникам. Они были пьяны, спотыкались и падали, пытаясь подняться из-за стола, за которым они играли в карты.

Я не торопился, в каждой пуле была холодная ярость. Я опустошил пять камер на двоих мужчин. Темно-бордовый цвет расцвел под синим пиджаком первого мужчины, пока его сердце тщетно пыталось прокачать жизнь через него. На брюках у него расплылось темное пятно – он даже не пытался стрелять в ответ.