Когда небо затмила тьма и густо поползли тени, над головой вспыхнули вспышки немецких орудий, зеленые и желтые, превратив систему траншей в какое-то странное мерцающее шоу теней, когда осветительные снаряды летели к земле на своих маленьких парашютах, освещая рваные раны в земле и насекомых, которые в них копошились.

А потом все началось.

Снаряды стремительно спускались, падая, как осенние листья, и рассыпая по изуродованной местности измельченную землю и разбрызгивая черную грязь. Пылающая шрапнель подожгла все, что было хоть отдаленно воспламеняющимся. Древесина и поваленные деревья почернели, превратившись в угольные палочки, вода вскипела до пара, мешки с песком расцвели огненными цветами.

Крил увидел вспышку молнии, услышал гром и почувствовал дрожь под ногами. Дым и огонь, крики и горящая плоть. Вдалеке хлопали тяжелые орудия, словно пробки от шампанского, и каждый человек в окопах внимательно прислушивался, придавая каждому выстрелу индивидуальность. Для них это были не просто бессмысленные снаряды, а смертоносные персты судьбы, которым было предопределено отнимать одни жизни и щадить другие. ХЛОП, ХЛОП, ХЛОП, гремели выстрелы, и солдаты напрягались, волновались, размышляли о неизвестном, о великой тайне. Этот... звук там... этот звук должен быть для меня последним, я знаю этот звук, я слышал его раньше, может быть, я слышал это, когда умирал в последний раз. С неба посыпались снаряды, некоторые взорвались вдалеке, а некоторые – совсем близко, но все они визжали, извергая шрапнель, ищущую плоть, чтобы разорвать ее.

Скорчившись у стены траншеи, в то время как вокруг него кричали и рыдали люди, Крил слушал, как летят снаряды, как он всегда слушал, как они летят, все крепче сжимая руку Бёрка; свистящие и кричащие, жужжащие, как стаи саранчи... и другие снаряды, выпущенные из тяжелых орудий... ревущие, как грузовые поезда, проходящие над головой. Но результат всегда был один и тот же – извержение, летящая шрапнель, ударная волна, которая сбивает с ног и вызывает сотрясение мозга, если находиться достаточно близко к взрыву.

Снаряды продолжали лететь и лететь, как будто противник намеревался уничтожить сами траншеи, стереть с лица земли следы озабоченности человека убийством себе подобных. Они летели залпами, которые продолжались минут тридцать или больше, затем наступила тишина, может быть, на десять или пятнадцать минут, и снова полетели снаряды.