— Давай выкладывай.

— Ладно. — Жаклин резко выдохнула. — В общем, так. — Она снова перевела дух и робко покосилась на Доун. — Понимаешь… мне сказали, что я жутко отстала от времени… что… — Она растерянно пожала плечами. — Боже, какой ужас. Короче, мои агенты придумали для меня новый имидж — эдакая «гостья из прошлого», — и сегодня утром… В общем, смотри сама.

Актриса попыталась изобразить широкий театральный жест, но смутилась и просто стянула с головы бейсболку.

По плечам девушки рассыпались золотистые локоны. Сквозь сонное отупение Доун почувствовала первый укол беспокойства.

А когда Жаклин сняла темные очки, Доун невольно отшатнулась.

Нет. Не может быть.

Там, в клубе, Доун не удосужилась рассмотреть Жаклин, пока помогала ей натянуть куртку, а когда в ней наконец проснулось любопытство, та уже успела надеть маску. А потом ее глаза всегда скрывали линзы темных очков…

Перед глазами все поплыло. Взволнованная Жаклин ждала реакции — одобрения, неодобрения, хоть чего-нибудь.

— Говорят, что сходство, конечно, не то чтобы бросается в глаза, но чем-то я все же напоминаю Эву Клермонт. — Глаза актрисы взволнованно блестели.

«Ну же, — вопрошали они, — похожа я на Эву, есть ли во мне то нечто, что определяло твою мать?»

Мама.

Где-то внутри взорвалась стена и с грохотом рассыпалась в пыль, выпустив на свободу мучительные воспоминания. Доун надеялась, что они навсегда останутся заточенными в огненный круг тоски и боли, и мало-помалу сгинут без следа, но… Теперь они воскресли, вызванные из небытия преобразившейся Жаклин.

Фотография из обувной коробки — отцовского тайника. Снимок места преступления.

На белых шелковых простынях — тело женщины: руки привязаны к стойкам кровати, широкие рукава ночной рубашки раскинуты в стороны как алые крылья. Из рваных порезов по рукам струится кровь. Светлые волосы разметались по подушке, карие глаза устремлены в потолок. На губах — умиротворенная улыбка. Прелестный ангел, созданный чьим-то больным воображением, истекший кровью на жертвенном алтаре чистоты.

Труп Эвы, чья смерть превратилась в легенду.

Накатила тошнота, перед глазами поплыли темные круги. Доун слепо шарила по стене в поисках опоры.

Жаклин суетливо усадила ее на стул.

— И ведь знала же я, что этим все и закончится. Прости меня, Доун. Пожалуйста, прости!

— Все в порядке. — Черт побери, конечно, все в порядке! Иначе и быть не может.

Доун попыталась встать. Ноги подогнулись, и ей пришлось бессильно опуститься на стул.