Кожа действительно почти светилась. Я накрыл девушку полотенцем и посмотрел ей в глаза.

- Ну что, лучше?

Лина благодарно улыбнулась.

- Прямо заново родилась. Уже не колочусь. Теперь ты мой личный банщик.

Я легко щелкнул ее по носу.

- Хорошо, я согласен. Только не болей.

***

К вечеру жар спал. Щеки окрасило робким румянцем. Появился аппетит. Лина с удовольствием поужинала. Потом сыто прилегла, прикрывшись пледом, у костра. Я истово молился про себя, выпрашивая у Неба исцеления. Страх немного отступил, и рядышком с нами осторожно расположилась надежда. Зыбкая, призрачная, невесомая, дрожащая от малейшего дуновения.

- О чем думаешь, - спросила Лина.

- О тебе, - я подкинул поленце в наш жадный костерок.

- Ты же знаешь, что мысль материальна?

- Не знаю. Но верю.

- А я это чувствую. Прямо сейчас.

Я хмыкнул, поворошил дрова, засмотрелся на взлетающие вверх искры.

- Помнишь, ты сказал, что я без тебя могу, - сказала она. -Теперь видишь, что это не так?

- Просто ты больна. О тебе нужно заботиться. Это не считается.

- Хорошо. Тогда я еще раз тебе просто скажу. Я не могу без тебя. И это вне зависимости от состояния моей злосчастной ноги.

- Ладно, ладно. Принимается, - легко согласился я, ощутив болезненное напряжение в ее голосе.

В четверг всегда красиво вечерело. Золотые всполохи заката короновали верхушки деревьев, а потом на эти верхушки садились звезды. И щедрые гроздья далеких светил так гармонично вписывались в мир, что уставшая за день земля, мгновенно наполнялась покоем. Из головы уходила тревога, пульс становился редким и тихим, глаза вбирали беспредельность. И было совершенно безветренно. Дым расслабленно поднимался вверх. А сам костер только уютно подкрашивал все, что пытался согреть.