Довольно известный в его городе психотерапевт, к которому Валентин попал на несколько консультаций, объяснил, что это мог быть определенный случай, произошедший в детстве, причем, как правило, даже самый незначительный. К примеру, ребенок мог захлебнуться водой, купаясь в ванной, и этот момент отложился в подсознании. Другое объяснение: человеку, страдающему аквафобией, приходилось видеть, как тонет другой человек. Если бы мог, Валентин обязательно спросил бы родителей, случалось ли с ним что — то подобное в бессознательном возрасте, но родителей уже не было в живых к моменту, когда он понял, что у него самая настоящая фобия, и спросить было не у кого.

Здесь, на берегу моря, страх перед этой неконтролируемой, опасной массой воды, опять запирал его в душной комнате, где стояли только кровать и стол. И, изнывая от металлической прохлады кондиционера и одиночества, он сидел, вжавшись в кровать, и прислушиваясь к веселым и не всегда трезвым голосам, которые доносились с иного края мира, за границу которого он не мог перешагнуть. А Валентин был молод и в первый раз решился приехать на побережье. Ему предложили здесь работу на несколько летних месяцев, но кто бы, кроме него, не воспринял эту работу, как чудесный отдых?

Явно, что кто — то другой, не Валентин. Он не мог заставить себя даже спуститься к полосе прибрежных кафешек и забегаловок, со стороны которых доносились неприлично замечательные запахи абсолютно недиетической еды. Капающий с кусков подрумянившегося мяса в огонь жир, который, подгорая, клубился над многочисленными пляжами, внося свою лепту в ту самую расслабленно — отдыхательную атмосферу, за которой и едут сюда измотанные урбанизацией жители мегаполисов. Запах мяса на дымке перебивался ароматом печеной ванили и корицы, вызывая в голове устойчивый образ пышных, нежных булочек, пропитанных расплавленным маслом с сахаром. Увесистые куски красной рыбы плотно дозревали на решетке над раскаленными углями. Форель, семга, горбуша, кета отдавали в симфонию ароматов свою таинственную ноту нежного послевкусия водорослей и глубины. Где — то там же, в недрах этого кулинарного прибрежного рая заворачивали остроглазые, высушенные солнцем торговцы тонкие пластинки мяса с овощами в нежные, но прочные, чтобы сдержать все это начиночное великолепие, лаваши.

Уже несколько дней и во время приема и после Валентин грезил. Вот он спускается по белоснежной лестнице, которая ведет прямо от корпусов санатория к прибрежной гальке. Свежий морской бриз ласково окутывает его уже продутое казенной прохладой кондиционерами тело. Вот он подходит к небольшому ларьку с надписью «Шаурма» и не торопясь внешне, но сгорая от нетерпения внутри себя, диктует продавцу, что положить на распластанный с готовностью лаваш. Вот он ждет, пока вожделенная им шаурма доходит до идеальной вкусовой кондиции в специальном приспособлении, напоминающем электровафельницу. И вот она у него в руках с заботливо приложенными к пакету салфетками. А дальше…. Рот наполнялся слюной, и диетолог Валентин совершенно терял голову от перспектив, открывающимся его вкусовым рецепторам. Он жует шаурму, глядя на бескрайние морские просторы и чайки, парящие в голубом, уже чуть закатном небе, завидуют ему. Чайки тоже жаждут совершенно недиетической еды.