И тут мы увидели судно, которое приближалось к нам. Пусть читатель представит себе наш страх быть захваченными в плен турецким капером после всех наших мучений и трудов! Мы прижались к берегу, а когда судно скрылось из глаз, мы тихонько пошли вдоль побережья, пока не нашли подходящего места для высадки.

Мы не сошли с ума от радости, добравшись до берега; наоборот, словно люди, только что очнувшиеся от дурного сна, мы никак не могли поверить в свое спасение. Мы ничего не ели с тех пор, как нам попалась черепаха; мы с Джоном Энтони отправились на поиски пресной воды, оставив товарищей сторожить лодку. Пройдя совсем небольшое расстояние, мы оказались в лесу, не зная, куда идти дальше. Мой спутник предлагал идти в одну сторону, а я – в другую. Как слаб и беспомощен бывает человек! Совсем недавно нас объединяла общая опасность в море, и вот уже мы не можем договориться, куда идти! Тем не менее мы все-таки решили, куда надо идти. Мой товарищ принялся меня упрекать; хорошо, что дело не дошло до драки. Я пошел прочь, а он, увидев, что я настроен решительно, двинулся за мной. Тропинка привела нас к одной из тех сторожевых башен, которые понастроили испанцы, чтобы часовые вовремя сообщали им о приближении каперов. Опасаясь, как бы часовой в нас не выстрелил, мы окликнули его и, сообщив, кто мы такие, попросили его показать нам, где находится вода и поделиться с нами хлебом. Он сбросил нам с башни кусок старого зачерствевшего пирога и показал, где находится ближайший колодец. Мы напились воды и откусили по кусочку пирога, который с трудом смогли проглотить, а потом поспешили к оставленным на берегу товарищам, чтобы сообщить им о наших успехах.

Нам было грустно покидать нашу лодку, но муки голода и жажды гнали нас вперед, и, вытащив ее на берег, мы ушли. Когда мы дошли, или, вернее сказать, доползли, до колодца, между нами снова вспыхнула ссора, воспоминания о которой так ужасны, что я предпочитаю набросить на них покров тишины. И это самая лучшая могила для всяких неприятных воспоминаний. Один человек из нашей команды, а именно Уильям Адамс, не смог сделать ни единого глотка воды; он упал на землю и слабо произнес: «Я умираю». Мы бросились поднимать его, уверяя, что все будет в порядке. Наконец, он немного очухался; мы подкрепились пирогом и водой, а потом улеглись рядом с колодцем и стали ждать утра.

Когда рассвело, мы снова обратились к часовому, попросив его показать нам дорогу к ближайшему дому или городу. Он направил нас к домику, стоявшему примерно в двух милях отсюда; но наши ноги были покрыты волдырями и так болели, что мы добрались до него только к вечеру. Хозяин дома, увидев наши лохмотья, принял нас за грабителей и, направив на нас охотничье ружье, приказал стоять на месте. Наш товарищ, знавший язык этой страны, попытался мягко разубедить его, заявив, что мы бедные люди, которых Божье Провидение вызволило из алжирского плена и которые надеются, что он пожалеет и накормит нас. Честный крестьянин дал нам хлеба, воды и оливок. Поев, мы легли на землю и отдохнули три или четыре часа. Потом, поблагодарив крестьянина, собрались тащиться дальше. Тронутый нашей благодарностью, он пригласил нас в дом и угостил вкусной горячей бобовой кашей, которая показалась мне самой изысканной едой на свете. Распрощавшись с хозяином, мы пошли в Майорку, расположенную милях в десяти отсюда.