Удивительное дело! Раньше, в мирное время, я как-то не замечал весны. Много весен прошло, как говорится, на моем веку, и все они были похожи одна на другую. И только, когда, бывало, друзья московские, киевские, минские или тбилисские начинали хвастаться своими веснами, я говорил, что нашей сибирской весны не променяю ни на какую другую. А в тот год в Брянском лесу выдалась весна, какой, пожалуй, и у нас в Сибири не бывало. Всех восхищала эта весна. Молодые хлопцы говорили:

— Ну и весна, до чего легко себя чувствуешь, становишься, точно пух, того и гляди к какой-нибудь елочке прильнешь.

Старики вспоминали прошлое — и не могли припомнить такой весны. То ли потому, что восприятие людей обострялось в условиях суровой партизанской жизни, то ли устали от долгой зимы, то ли действительно весна была особенной, но в те дни мы только и говорили что о весне.

Во время разлива Десны, когда мы оказались отрезанными от своих лесных баз за рекой, а немцы попытались прижать нас к реке, мы организовали свою флотилию. Она состояла из шести новых баркасов, сооруженных кораблестроителями, а проще сказать, плотниками нашего отряда, из восьми отремонтированных рыбачьих челноков и большой металлической немецкой лодки, захваченной Тарасовым в одну из операций. Эта флотилия придала нашим отрядам нужную маневренность и не только служила средством связи со своими базами и соседями, но и участвовала в наших «десантных» операциях.

Мысль о создании «флотилии» впервые появилась у Тарасова, и когда он предложил строить новые и ремонтировать крестьянские лодки, я был крайне удивлен и предложение посчитал несбыточной мечтой. Никаких возможностей для этого я не видел. Из инструментов, необходимых для работы, отряд имел лишь два-три топора, которыми рубили дрова и мясо, да и леса, казалось мне, нет у нас подходящего.

Однако через несколько дней на берегу Десны застучали топоры, завизжали пилы, нашлись специалисты — лодочные мастера. И через некоторое время на пристани возле Уручья уже покачивались новенькие, высокогрудые, похожие на челны Степана Разина, баркасы и отремонтированные лодочки.

Недели две спустя я обнаружил, что подобные «флотилии» имели не только мы одни. В мае по Десне от Уручья до Гур, на расстоянии до пятидесяти километров, беспрерывно ходили вверх и вниз караваны лодок, доставлявших с аэродрома в штаб и в отряды груз.

В эти дни у нас был создан партизанский аэродром. Первые самолеты не совершали посадки. На парашютах они сбрасывали письма с Большой Земли, свежие газеты, журналы, боеприпасы и табак.