Юровский долго находился и работал там, был заведующим районными ЧК Москвы, членом коллегии МЧК, в 1919 г. — заместителем заведующего административным отделом Московского совета. На Урал вновь выехал и вступил в должность председателя Екатеринбургской губчека только в конце лета 1919 г.³⁴. Не лишними будут и личностные источниковые сведения. В 1968 г. дочь Юровского — Р. Я. Юровская, в прошлом одна из руководителей комсомола на Урале, затем в стране в целом, приезжала в Свердловск. Мне довелось провести с ней значительное время, организовывать встречи со студентами, ее соученицами по 2-й женской гимназии. Она твердо помнила и утверждала, что в ночь на 20 июля в составе семьи вместе с отцом выехала из Екатеринбурга в Пермь, там оставалась, а отец с «царским золотом» уехал дальше — в Москву. Наконец, сдавай Юровский драгоценности в конце 1919 г. или в 1920 г., их принял бы от него не П. Д. Мальков, а кто-то другой, потому что этот кремлевский охранник уже отправился на фронтовую комиссарскую, а позднее —хозяйственную работу. Из вышесказанного вытекает несколько выводов.

1. Я. Х. Юровский был тем самым «срочным курьером», посылку с которым «документов о заговоре» уральские руководители в утренней телеграмме 17-го июля в Москву предполагали, а в разговоре с Я. М. Свердловым 20 июля подтвердили, что он (Юровский) «вчера выехал к вам... с интересующими вас документами»³⁵. Как видно, к 17 июля центр среди прочих документов особо интересовали не только подложные письма, состряпанные П. Л. Войковым от имени «офицера», но и, разумеется, — ответы на них Николая II, попавшегося в ловушку. Они-то были подлинными и особо ценными при выстраивании обвинения его в участии в заговоре! Часто задаются вопросом: знал ли центр, что «письма офицера» подложные? Надо полагать, знал, вероятно, еще из сообщения Голощекина. Во всяком случае, узнал позднее: опубликованные в «Известиях» выдержки из писем были тщательно отредактированы, языковые и смысловые несоответствия устранены. Это было аналитически продемонстрировано Г. Т. Рябовым³⁶. Юровский, вопреки утверждению уральских руководителей, выехал все же не 19, а 20 июля, ибо не уложился в срок со сборами. Но, надо полагать, его отправки в Москве ждали даже ранее, чем 19 июля. Помешали неудачи с первым захоронением и перезахоронением, потребовавшие двух дополнительных суток, когда Юровский из-за непригодности к этому делу Ермакова оказался самым нужным организатором-исполнителем.

2. Курьером и человеком, доставлявшим в Москву спешно требовавшиеся кремлевским вождям документы, не был Голощекин. Он вообще в те дни в Москву не выезжал. Голощекин свое дело уже сделал и до роли курьера, доставщика информации и ценностей лично «не опускался». М. К. Дитерихс ошибочно пришел к твердому выводу, что речь как о курьере шла о Голощекине, и в своей книге во всех случаях написал, что в Москву, причем 19 июля, уехал именно он. В одном случае Дитерихс писал: «После совершения преступления. 19 июля вечером, Исаак Голощекин поехал в специальном вагоне-салоне в Москву, причем вез с собой в салоне три тяжелых не по объему, простых ящика, в которых, по его словам, были "образцы снарядов для Путиловского завода"»³⁷; в другом: «Исаак Голощекин выехал из Екатеринбурга в отдельном вагоне-салоне поздно вечером 19 июля и направился прямо в Москву Он ехал тем самым специальным курьером. о котором Белобородов сообщал Янкелю Свердлову в разговоре по прямому проводу и который вез "документы", интересовавшие Янкеля Свердлова. Он вез с собой в салоне три очень тяжелых, не по объему; ящика»³⁸. И т.д.