В первое десятилетие пятнадцатого века в Орде на первое место выходит эмир Едигей. Подчинив себе сначала восточную часть улуса Джучи, он постепенно берет под контроль и западную. Закаленный в боях и уже немолодой (ему было около пятидесяти) вояка, происходивший из татаро-монгольского рода мангытов, но не бывший потомком Чингисхана, он принял, подобно Мамаю, звание беклярбека, а правил через своих ставленников – ханов царской крови.

До поры до времени у Едигея не доходили руки заняться «русской проблемой», он был слишком поглощен внутренними проблемами своей обширной, но разоренной Тимуровым нашествием и нескончаемыми междоусобицами державы.

Тохтамыш всё продолжал упорную борьбу, надеясь на реванш. Уйдя из Литвы, он переместился далеко на восток, в район современной Тюмени, и постоянно нападал оттуда на Едигея. Опасней всего было то, что Тохтамыш попробовал заключить союз с Тамерланом, готовый забыть прежние обиды ради победы над тем, кто захватил власть в Золотой Орде.

В 1405 году Железный Хромец умер, и война двух менее крупных хищников, Едигея и Тохтамыша, стала главной коллизией татарской политической жизни. У свергнутого хана было гораздо меньше людей и ресурсов, но зато имелось в избытке энергии и настырности.

Лишь в шестнадцатом по счету сражении Тохтамыш, наконец, сложил свою упрямую голову.

Арабский хронист того времени Ибн-Арабшах описывает последний бой Едигея с Тохтамышем так красиво, что грех не процитировать: «…он [Едигей], сев на крылья коня, укутался в мрак наступающей ночи, занялся ночною ездою и променял сон на бдение, взбираясь на выси так, как поднимаются водяные пузыри, и спускаясь с бугров, как опускается роса, пока наконец добрался до него [Тохтамыша], ничего не ведавшего, и ринулся на него, как рок неизбежный. Он [Тохтамыш] очнулся только тогда, когда бедствия окружили его, а львы смертей схватили его и змеи копий да ехидны стрел уязвили его».

Арабский хронист того времени Ибн-Арабшах описывает последний бой Едигея с Тохтамышем так красиво, что грех не процитировать: «…он [Едигей], сев на крылья коня, укутался в мрак наступающей ночи, занялся ночною ездою и променял сон на бдение, взбираясь на выси так, как поднимаются водяные пузыри, и спускаясь с бугров, как опускается роса, пока наконец добрался до него [Тохтамыша], ничего не ведавшего, и ринулся на него, как рок неизбежный. Он [Тохтамыш] очнулся только тогда, когда бедствия окружили его, а львы смертей схватили его и змеи копий да ехидны стрел уязвили его».

Так Едигей наконец развязал себе руки и смог заняться Москвой, которая, пользуясь татарскими раздорами, не платила установленного «выхода».