Подданным предстояло убедиться, что этот человек вовсе не так комичен, как считалось.
Павел I как личность и правитель
Павел I как личность и правитель
Пятидесятидвухмесячное царствование Павла Первого (1796–1801) можно рассматривать как наглядное пособие по теме «роль личности в истории», будто специально подобранное для сравнения с примером Екатерины Второй. Та приспосабливала свои взгляды и желания к объективным обстоятельствам – и крепко держала власть, многое совершила, а умерла мирно, естественной смертью. Павел же все время пытался подчинять события своей воле и чересчур буквально понимал смысл слова «самодержец». В результате история отвела этой личности роль хоть и яркую, но эпизодическую. Павловская эпоха получилась очень короткой, и была она такой же странной, как человек, давший ей свое имя.
Оценивают этого императора по-разному, чаще всего нелестно, но были у него среди историков и апологеты, считавшие Павла Петровича фигурой незаурядной, «русским Гамлетом».
Заурядной эту личность действительно не назовешь.
Счастливое детство и несчастная молодость – вот контрастный душ, определивший противоречивость этого характера.
Ранние годы великого князя пришлись на времена, когда у просвещенных монархов входило в моду давать своим детям нравственное воспитание в духе великих идей Века Разума. Так же поступила и Екатерина. У нее не было времени, да, кажется, и желания лично заниматься сыном, зато она распорядилась подобрать ему лучших педагогов. Хотела даже выписать из Франции знаменитого Д’Аламбера, но энциклопедист ехать в северную страну отказался. Тогда важное государственное дело было доверено самому умному из русских, графу Никите Панину, а тот приставил к мальчику прекрасно образованного офицера Семена Порошина, молодого идеалиста, который отнесся к порученному делу с пылом и энтузиазмом. Из его записок мы знаем, что маленький Павел любил учение, был великодушен и добр, чувствителен, очень впечатлителен и нервозен. Больше всего способностей цесаревич проявлял к математике. «Если б Его Высочество человек был партикулярный и мог совсем предаться одному только математическому учению, – пишет Порошин, – то б по остроте своей весьма удобно быть мог нашим российским Паскалем».
Однако правителю-самодержцу требуются иные дарования, которым у своего прекраснодушного педагога Павел научиться не мог, а царица к сыну всегда была холодна. Возможно, это объяснялось тем, что, разлученная с младенцем сразу после родов, она так и не почувствовала себя матерью. Но скорее всего подрастающий мальчик воспринимался ею как угроза: законным государем ведь был он, а не она. И чем старше становился сын, тем отстраненнее и подозрительнее делалась его всемогущая родительница.