– Да полно, матушка! Неужто ты не чуешь, кого привел? Кто ныне встал у змиевых валов, чтоб дух перевести и пыль дорожную с себя стряхнуть, прежде чем войти в стольный град? Неужто сердце слепо?!

– Ты, верно, и не ведаешь того, что меня… косм лишили? Так знай теперь! Я прокляла свой рок и нет мне возврата в былые времена, когда было открыто сердце… Ответствуй мне, кого привел? Кого ты называешь царь царей?!

– Да сына твоего! Он тебя косм лишил. И он же ныне царь царей!

Душа взмутилась, ровно поток весенний на порогах, и всякий малый родничок, забивши чистым из глубин земных, был в тот же миг поглощен сим мощным половодьем. Допрежь всего княгиня испытала великий гнев, и в нем, как в неспокойном море, отчаялась и вовсе потеряла разум, велев схватить непрошеных гостей – всех, поголовно! – и в ямы Лютовы, которые нарыл он по берегу Днепра, бросить. А Святослава – будь он хоть трижды царь царей! – в Киев не пускать, а если умудрится ворваться силой, избить его дружину дружиною Свенальда, а самого забить в железа и, вывезя на середину реки, бросить в воду. Лют все сие одобрил и клялся лютовать, покуда не исполнит всякой воли княгини. В тот же час он позвал своих витязей, с коими когда-то ходил на остров Ар сокровищ поискать, велел взять в круг все племя раманов, чтоб ни один не утек, и повязать веревкою одной, пообещав в награду отдать всех женок, с раджами пришедших, в наложницы, поелику они больно уж лепы, а их чресла, и перси, и уста точат не мед, но страсть телесную послаще меда.

Витязи исполчились и, бесстрашно оттеснив народ, пошли было на приступ, но в сей же час женщины воздели руки и ударили в свои бубны, а мужи вдруг свистом огласили двор, так что заложило уши, и в пляс пошли! Но что за танец был! Летая над землей подобно молниям искристым, без мечей и даже без кривых кинжалов, они разили воинов Лютовых, и те катились кувырком, словно не витязи бывалые, каленые в боях рукопашных, а дети малые на снежном городке. Иной вставал, качался и норовил опять ввязаться в драку, иной же отползал со стоном под ноги киевлян и вместо жалости вызывал лишь смех веселый. Отбивши таким образом напор, раджи встали в хоровод, тем самым заключив волхвиц в круг, и, издавая клик чудной, затопали ногами:

– Ра-джа-джа! Ра-джа-джа! Ра-джа-джа-джа-джа-джа-джа!

А женщины зазвенели бубенцами, забряцали своими тяжелыми украшениями и затянули песнь долгую, и плотные звуки эти, сплетясь в незримый столб, вдруг поднялись над головами и потянулись в небо, захватывая с собой взоры людей.

– Ай, н-на-ны, н-на-ны, н-на-ны! Дари-дари-дари – дай-ра! Дари-дари-дари – дай-ра!