Я устал больше, чем думал, заснул только с появлением солнца на горизонте и проснулся поздно, ничуть не освеженный сном. Разбудило меня появление в моей комнате бабушки. Я почувствовал во сне, что кто-то вошел, как это нередко бывает с каждым.

– Трот, дорогой мой, я не решалась тебя будить, – сказала она, чуть только я открыл глаза. – Но пришел мистер Пегготи. Ему можно войти?

Я ответил утвердительно, и он вошел.

– Мистер Дэви, – сказал он, пожимая мне руку, – я отдал, сэр, ваше письмо Эмили; она написала вот это, просила вас прочесть, и, если вы не найдете в письме ничего дурного, поступайте, как вы считаете нужным.

– Вы читали? – спросил я.

Он печально кивнул головой. Я развернул письмо и прочел:

"Мне передали твое поручение. О, как мне тебя благодарить за твое доброе отношение ко мне!

Я спрятала письмо на груди. До самой моей смерти я буду его хранить. Твои слова – острые шипы, но вместе с тем отрада. Я молилась, читая их, о! как я молилась! Когда я вижу, какой ты человек и какой человек мой дядя, я понимаю, каким должен быть господь, и у меня хватает духу обращаться к нему со слезами.

Прощай навсегда. Прощай навсегда, мой дорогой друг, мы не увидимся на этом свете. А на том свете, если мне даровано будет прощение, я встану ото сна, может быть ребенком, и тогда приду к тебе. Благодарю тебя и благословляю. Прощай навсегда".

Таково было это письмо, закапанное слезами.

– Могу я ей сказать, что вы не находите в письме ничего дурного и поступите с ним, как считаете нужным? – сказал мистер Пегготи, когда я прочел письмо.

– Несомненно… но я подумывал…

– Что вы думали, мистер Дэви?

– Я подумывал еще раз поехать в Ярмут, – сказал я. – Еще есть время, и я смогу вернуться до отплытия корабля. У меня из головы не выходит Хэм, я не могу забыть, как он одинок. Для них обоих будет благодеянием, если я передам ему письмо Эмили, а вы скажете ей, в момент отплытия, что он получил его. Я торжественно взял на себя это поручение и должен его выполнить до конца. Поездка меня не затруднит. Я не нахожу покоя, мне лучше поехать. Вечером я уже буду в пути.

Хотя он пытался меня отговорить, но я видел, что он со мной согласен, и согласие его могло бы еще более укрепить мое решение, если бы я в этом нуждался. По моей просьбе он отправился в контору пассажирских карет заказать для меня место на козлах. Вечером я отправился в карете той самой дорогой, которой столько раз ездил в моей, столь превратной, жизни.

– Какое странное небо… Не правда ли? – спросил я кучера на первой остановке. – Я никогда такого не видел.