Отец вообразил, что ребенок заплакал от раскаяния в дурном поступке, и не стал бранить его слишком сильно. И все же спросил о причине подобной выходки, но ответа не получил. В молчании сына таилось нечто зловещее, от чего сжималось сердце. Вскоре после этого случая он перестал гордиться сыном. А Мунэёри с того дня забросил стихи. Вернее, он пытался сдерживать себя, но стихи по-прежнему блуждали на его устах, и он просто запретил себе облекать их в привычную форму.

Мунэёри оставил кисть. Он уже не сидел в непринужденной позе, сочиняя стихи, а целыми днями пропадал на улице, гонял мяч. Вскоре он стал опытным игроком, но игра не приносила ему удовлетворения. Нужно было найти дело, в котором он почерпнул бы силу. Мунэёри взялся за меч, потом за лук, занялся стрельбой из лука с седла. По душе ему пришелся лук: сидя на коне и стоя на земле, открыто или из засады, издали или вблизи — как хочешь можно стрелять во врага. Можно сразить врага, а он и не узнает, от чьей стрелы принял смерть. Лук заворожил душу Мунэёри своей способностью настигать даже сильного врага издали, тайком, неожиданно, способностью, которой лишен обычный меч. Однако сам он, казалось, не понимал этого. Мунэёри еще не пробовал стрелять по живому, а врагов у него не было. Он упражнялся с луком только в усадьбе под ивой. Учителем его был дядя. У этого дяди, конечно, было имя, только никто его не помнил, и все звали его Юмимаро — Чудо-лучник — за искусное владение луком. Дядя усердно занимался с ним изо дня в день и был поражен быстрыми успехами маленького племянника. Однако, ничем не показывая этого, он только еще упорнее его обучал. Когда Мунэёри сравнялось двенадцать, он, конечно, еще не мог соперничать с признанными столичными воинами, но уже весьма ловко владел луком.

С той поры, вернее, чуть раньше, отец часто бывал недоволен его поведением, и, наконец, дело дошло до того, что он стал проявлять явную ненависть к сыну. Прежде всего ему было не по душе то, что сын оставил поэзию. Да и вообще — ну что такое лук? В Обители поэтов это совершенно бесполезная вещь, он ведь принадлежность военных. Дело осложнялось и тем, что учителем был Юмимаро. Старший брат. Глава дома даже не упоминал имени сводного брата, рожденного от женщины низкого происхождения, и относился к нему пренебрежительно, как к дармоеду. Более того, сводный брат сам давал повод для такого отношения. Юмимаро сызмальства не имел склонности к стихосложению. Это был сильный, дурного нрава юноша, любитель азартных игр, заядлый охотник. Он в ранней юности убежал из дому, связался с шайкой бродяг, и его не без основания подозревали в грабеже. Домой он вернулся уже старым, одна нога, искалеченная мечом, плохо гнулась. Семья стыдилась его и следила за ним, будто выжидая удобного случая запрятать его в клетку. Но и клетка не сделает из волка овцу. Юмимаро, похожий на израненного матерого волка, присмирел, посиживал себе на корточках, но этим раздражал еще больше, — он словно издевался над изысканными манерами поэта, главы дома. Конечно, сближение мальчика с этим Юмимаро беспокоило отца, против которого восстал сын. От сводного брата он мог бы отказаться, но родного-то сына не бросишь. Отца это задевало за живое, но не вырвешь же силком лук у сына и не посадишь его за прежнее занятие — сочинение стихов. К тому же с детства отец при виде лука начинал дрожать, а заслышав вдалеке свист стрелы, мгновенно бледнел и лишался дара речи, — словом, вел себя как люди, боящиеся грозы. Следы кисти, брошенной когда-то семилетним мальчиком, представлялись сейчас отцу кровавыми разводами, и, глядя на подросшего сына, да еще с луком в руках, он вынужден был пойти на попятный. Это укрепило желание Мунэёри еще глубже постичь искусство владения луком.