В подворотне снова грохнул выстрел.

Вонецне услышала поток непонятных ей слов, произнесенных густым мужским басом. «Русский… Боже мой… Да он же меня сейчас прибьет…» Она шумно вздохнула и закрыла глаза, решив, пусть будет что будет.

Мужчина еще что-то говорил ей своим густым басом.

Вонецне затрясла головой, показывая, что она ничего не понимает. «Русские…» Она открыла глаза и улыбнулась. Выпустив туфлю из руки, провела ладонью по лбу. «Русский…»

Луч фонарика высветил ствол автомата.

— Бум-бум? — спросил русский. — Герман есть?..

— Нет. — Вонецне закрутила головой, надела на ноги туфли.

— В бункер… герман? — снова спросил русский, тыча рукой в сторону подвала.

Вонецне покачала головой. «Ну и дура же я…» Во рту у нее мгновенно пересохло, а в горле, казалось, застрял какой-то комок. Она несколько раз громко вздохнула и неожиданно даже для самой себя громко заплакала навзрыд.

Солдат что-то смущенно пробормотал. Затем он подошел к женщине вплотную и, чтобы успокоить, ласково дотронулся до ее руки.

Вонецне, не переставая плакать, уронила свою голову на грудь солдату и с плача постепенно перешла на всхлипывание, как это обычно делают дети.

Солдат растерянно переступал с ноги на ногу, но с места не сходил. Он что-то сказал, но Вонецне опять не поняла его.

— Бункер… — наконец выговорил русский понятное для женщины слово.

«Он, наверное, думает, что я сошла с ума?» Перестав плакать, она с облегчением вздохнула. Лица солдата Вонецне не видела. Достав носовой платок, она вытерла глаза и высморкалась.

— Бункер, — торопил ее солдат.

Вонецне понимающе закивала и сказала:

— Пошли, — но вспомнив, что русский не понимает ее, позвала его жестом.

Солдат бесшумно последовал за ней.

У ворот дома все еще стреляли.

Вонецне распахнула дверь в подвал и остановилась на пороге.