Философия Ласселласа не давала ему увидеть в основе своих неудач неспособность к служению. Его смирение было гордым и величавым. Считая себя единственным источником Божией милости, он забывал, что своеобразие его личности искажало тот путь, которым она доходила до людей. Один его друг попытался объяснить ему это, но безуспешно.

— Мой дорогой, — сказал ему Ласселлас, — я не понимаю, о чем ты говоришь. Все, что им нужно, — это Евангелие. Я даю его им, служу для них мессы, выслушиваю их исповеди, наставляю их. По сравнению с этим все остальное — лишь людская суета. Конечно, более опытный человек был бы им приятнее, но и он смог бы дать им не больше, чем Евангелие, не так ли?

II

На праздник Всех Святых в 1912-м Ласселлас чувствовал себя подавленным. В этот день рано утром он сходил на кладбище и отслужил заупокойную службу в маленькой часовне. Потом была ранняя месса в церкви. Народу было очень много. Собрались не только дети, но и многие их родители: служба в этот день взывала к самым глубинам человеческой души с такой силой, что даже Ласселлас не мог ее исказить. Псалом, певшийся на латыни, звучал странно из уст паствы, состоявшей в основном из детей. Ласселлас произнес короткую проповедь.

— Мы преувеличиваем значение смерти. Она имеет смысл только для нас, живущих, но, не для умерших. Для них — это освобождение, для нас — предостережение. Смерть тела — это только символ. Смерть души — вот чего мы должны бояться. Поверьте мне, что лучше было бы для вас всех, — здесь предстоящих, умереть, если по смерти вы могли бы принести души ваши Господу нашему Иисусу Христу. Бог ведает, что я с радостью умер бы за вас, если бы это спасло вас. Сейчас здесь есть такие — ты, Пенберти, и ты, Тревос, — кто не был на мессе с самого детства. Наберитесь решимости и помолитесь всем святым, умолите их спасти вас. А теперь идите к своим обязанностям и возвращайтесь в церковь.

Ласселлас чувствовал, что его обращению не хватало силы. Он знал, что после мессы Пенберти скажет Тревосу:

— Ничего служба, а, Том?

— Да уж. Я, конечно, могу послушать ее пару раз, но не больше.

— Ты прав. Бедный мистер Ласселлас, и чего это он к нам прицепился? Вот уж не думал…

— Да, это в его духе. Ну и ладно, я ничего не имею против.

Итак, Ласселлас пребывал в подавленном настроении. Он сидел, обложившись книгами, и изучал старинный трактат о смерти. Мысли о ней никогда не покидали его. Иногда он ужасно боялся смерти. Этот страх был великим врагом веры. В такие минуты он чувствовал себя открыто не повинующимся Высшей Воле. Ему никак не удавалось достичь той высоты духа, которая была у святого Франциска в рассуждениях о смерти. Он был слишком отдален от повседневной жизни, рождений, смерти, чтобы воспринимать последнюю как обычное явление, столь же естественное, как закат солнца.