— Бежим скорее, любовь моя! — проговорил Мельмот.

— Куда? — спросила Исидора, не понимая смысла сказанных им слов.

— К развалинам монастыря, любовь моя, к жилищу отшельника; он исповедует ту же веру, что и ты, и нас обвенчает.

— Но ведь за нами кто-то гнался! — вдруг стала вспоминать Исидора.

— Никто больше не будет гнаться.

— Но я же видела, там кто-то был…

— Ты больше его не увидишь.

— Я слышала, что-то тяжелое упало в воду, похоже, что то был человек.

— Это был камень; он упал с обрыва вниз; на несколько мгновений вода забурлила, вспенилась и вся побелела вокруг, но теперь она поглотила его и, должно быть, так довольна своей добычей, что больше не выпустит.

Она продолжала следовать за ним в молчании и ужасе, пока наконец Мельмот не указал ей на нечто бесформенное и черное, что во мраке ночи можно было принять и за скалу, и за кустарник, и даже за какое-то большое, неосвещенное строение.

— Это и есть развалины, — прошептал он, — а рядом жилище отшельника, крепись, еще немного — и мы будем на месте.

Побуждаемая его словами, а еще больше смутным желанием положить конец этому пути среди теней и этому суеверному страху, не смущаясь даже тем, что в конце пути их, может быть, ожидает нечто еще более ужасное, Исидора напрягла все оставшиеся силы и с помощью Мельмота начала подниматься по склону, на котором некогда стоял монастырь. К вершине вела тропинка, но она была завалена камнями и переплетена узловатыми корнями деревьев, которые некогда укрывали само здание и давали тень.

По мере того как они приближались, невзирая на окружавший их мрак, очертания развалин стали обозначаться определеннее и резче, и сердце Исидоры уже не билось с такой тревогой, когда она увидала остатки башни и шпиля, большого восточного окна и кресты, которые еще можно было обнаружить на каждом выступе и каждом щипце и которые свидетельствовали о том, что религия торжествует среди горя и бедствий и что это действительно было место, предназначенное для служения богу. Узенькая тропа, которая, по-видимому, вилась вокруг здания, привела их к фасаду, выходившему на большое кладбище. Мельмот указал ей на какое-то неясное черное пятно в глубине, сказав, что это и есть убежище отшельника, куда он и отправится сейчас, чтобы попросить живущего в нем старца, который в то же время является и священником, их обвенчать.

— А нельзя разве и мне пойти туда с тобой? — спросила Исидора, оглядывая могилы, с которыми ей предстояло разделить свое одиночество.

— Этого не допускают принесенные им обеты, — сказал Мельмот, — он не должен видеть женщин иначе, как за исполнением треб.