Вечером этого дня должен был состояться костюмированный бал. Исидора подумала, что, может быть, Мельмот воспользуется этим случаем, чтобы устроить ее побег; она ждала, что услышит от него какой-то намек, что он подаст ей надежду, что он шепнет ей, что бал этот облегчит ей возможность вырваться из сетей смерти, которые, казалось, опутывали ее со всех сторон. За все время он не проронил об этом ни слова, и наступавшая было твердая уверенность, что она может на него положиться, оказывалась через минуту потрясенной в своих основах зловещим его молчанием.
В одну из таких минут, которые становились для нее нестерпимыми от убежденности, что роковой час уже близок, она взмолилась:
— Увези меня… увези меня из этого дома! Жизнь моя уже ничего не стоит; это дыхание, от которого скоро не останется и следа; но рассудку моему каждую минуту грозит опасность! Я не в силах вынести всех ужасов, какие выпали на мою долю! Сегодня меня целый день водили из комнаты в комнату и заставляли смотреть, как их украшают ко дню моей свадьбы! О Мельмот, если ты уже больше не любишь меня, то по крайней мере будь ко мне милосерд! Спаси меня от этого ужаса, которому нет названия! Если тебе не жаль меня, то пожалей твоего ребенка! Я не отрывала от тебя глаз, я ловила каждое твое слово, ища в нем проблеск надежды, и у тебя не нашлось для меня ни единого звука, ни один твой взгляд не принес мне этой надежды! Я схожу с ума! Ничто не может теперь меня взволновать; ничто, кроме неизбежных и