— Красивая женщина! — сказал он потом Винце. — Не удивляюсь нашему Пали. А волосы у нее, слышь, Винце, как воронье крыло! А ты не почувствовал, какой аромат исходит от нее? Я сначала испугался, подумал: может, наша пшеница попрела, но, смотрю, нет — совсем не тот запах. Ее одежды наверняка опрысканы душистой водой…

Так старый Купойи вспоминал о госпоже Хорвати вплоть до Керажана. А там, у холма, он слез с телеги, сказав, что волам и так тяжело тащить поклажу в гору, и побрел пешком по тропинке — а то, мол, затекла поясница.

Разумеется, идя пешком, видишь все вокруг. (Правда, легкие у старого Купойи были плохи, поэтому через каждые пять шагов он останавливался и отдувался.) Но зато он увидел девочку, лежащую в траве под сенью куста шиповника. На вид ей никак нельзя было дать больше пятнадцати. Девочка, видно, держала куда-то путь, так как под белокурой головкой у нее лежал узелок «Очень миленькое создание, особенно личико, — подумал Купойи, — только очень уж худенькая». Она не спала, а, наверное, отдыхала и тихонько постанывала.

— Что с тобой, девочка? — спросил Купойи, проходя мимо. — Уж не больна ли ты?

Девочка взглянула на него опаленными жаром голубыми глазами и ничего не ответила. Только слегка кивнула головкой.

— Н-да, и лицо у тебя пылает, как раскаленная подкова. Откуда ты, моя девочка, и куда идешь? Отвечай же, дитя! Может, я смогу тебе помочь. Ну посмотри же на меня. Видишь, я — не какой-нибудь дурной человек. Ну, ведь ты же не боишься меня?

Девочка с видимым усилием приподнялась немного на локте и назвала какую-то деревню, откуда она идет, где она служила кем-то вроде няни при детях, но слова ее с трудом можно было разобрать; голос ее звучал не громче жужжания пчелы; потом она назвала какую-то деревню, куда идет.

— Она за городом? — спросил старик.

— Да.

— Ну так я подвезу тебя до города на телеге. Эй, Винце, стой! Винце, стоп!

Потом он снова обратился к девочке:

— А сейчас ты попробуй-ка встать, доченька. Ну, погоди, я помогу тебе. Давай свою ручонку, вот так! Ой, и до чего же она у тебя горяча! Ну, раз-два-три! Оп-ля, Катарина!

Эту шутливую присказку он подцепил от барышень, служивших в имении — они так играли со своими куклами. Купойи решил, что это — ласковое заигрывание. «Что ж, и я попробую, может, развеселю этим бедняжку».

Но до веселья ли ей было! Головка у нее бессильно откинулась, как у подстреленной птицы. Бедному Купойи пришлось подхватить ее за талию и так потащить к телеге.

— Что вы делаете, бога ради?! — зашумел Винце.

— Иди, иди-ка сюда, помоги!