– Липа, побойся Бога! ты воруешь целых три года… Мне-то действительно тридцать шесть, а ведь ты старше меня.

– Да? Ну, значит, с нынешнего дня будет тебе тридцать три, потому что я больше тридцати шести иметь не желаю. А впрочем, не все ли равно? Э! тридцать шесть, тридцать девять – невелика разница. Разве года делают женщину? Лета – c'est moi[102]! Были бы душа и тело молоды!

– О теле не осведомлен, – уязвил Синев, – но уж души моложе вашей, кажется, и не бывает.

– Еще бы! Про меня сам Мазини сказал третьего дня, что я jolie personne…[103] Кто мне даст больше тридцати? А уж о тебе, Людмила, и речи нет. Помню тебя девочкой: красавица была; помню барышней – тоже хоть куда; вышла замуж, пошли дети – подурнела, стала так себе; а теперь опять – прелесть как расцвела, – давай-ка, душка, справлять вторую молодость?.. а?

Людмила Александровна и Синев смеялись, но рыжая красавица победительно потрясала кудрявою прическою своею.

– Совсем нечего зубы скалить, – я правду говорю. А если не веришь на слово, что мы еще можем постоять за себя, – вот тебе документ.

Она бросила Людмиле Александровне розовую бумажку.

– Что такое?

– Billet doux[104]. Так это называется. «Обожаемая Олимпиада Алексеевна! Давно скрываемое пламя любви»… и прочая и прочая. Сегодня получила. И ему всего двадцать два года. Нет, старая гвардия умирает, но не сдается!

Людмила Александровна прочитала, расхохоталась и передала записку Синеву:

– Глупо-то, глупо как!

Олимпиада Алексеевна возразила хладнокровно:

– Это тебе с непривычки. А мне ничего, даже очень аппетитно.

Синев прочитал и сказал язвительно:

– Слог «Собрания переводных романов». Должно быть, приказчик из Пассажа писал.

Олимпиада Алексеевна, с тем же непобедимым хладнокровием, отразила и этот удар:

– Это уж известно, что когда молодой человек читает письмо другого молодого человека, написанное к красивой женщине, то автор письма непременно оказывается либо приказчиком, либо военным писарем, либо еще того хуже.

– Получили? – улыбнулась Людмила Александровна.

– Тетушка! Вы неподражаемы.

– А ты не кусайся!