– Вы не имели права её продавать, – ответил я.

Мне было стыдно, что голос у меня дрожит. Совсем не по-мужски. Совсем не как у моего папы.

Старик поморщился, будто лимон надкусил.

– Как же, малец. Она была моя. И надо же на что-то кормить тебя, нахлебника.

Мой голодный желудок заурчал, как бы говоря, что это враньё. Я покачал головой.

– Нет, сэр. Я своё отрабатываю, и отрабатываю сполна. И лошадь была моя. Вы получили эти деньги за неё, так что они мои. И на них я собираюсь её выкупить.

Меня так и подмывало сказать, что он бы всё равно потратил их не на еду, а на бренди «Джон Голландец», но мама меня хорошо воспитывала, так что язык я прикусил.

Старик свесил ноги с кровати. Я шагнул назад.

– Давай сюда деньги и ложись спать, – приказал он. – Всё равно тебе духу не хватит меня застрелить.

Он начал подниматься, но остановился, когда я резко взвёл курок револьвера. Раздался щелчок, в тишине хижины прозвучавший так же громко, как звон церковного колокола в воскресенье.

– Хватит, – сказал я. – Ещё как хватит, мистер Гриссом. Никогда прежде ни в кого не стрелял, сэр, и надеюсь, что не придётся. Но я на всё готов, чтобы вернуть Сару, и если вы попытаетесь меня остановить – всажу вам пулю в голову, клянусь, что всажу.

Голос у меня до сих пор дрожал, как у испуганного мальчишки, но в нём чувствовалась сталь, и мистер Гриссом тоже это заметил. Я не шутил.

Он неуверенно сощурился.

– Твой папаша оставил мне тебя вместе с кобылой и…

– У него не было выбора. И он точно не хотел бы, чтобы я бросил Сару. – Я сглотнул, надеясь, что так оно и есть. Сложно сказать, чего на самом деле хотел бы папа.

– Но ствол-то мой! Не заберёшь же ты мой ствол? – заскулил старикан.

Я снова покачал головой.

– Нет, сэр, револьвер был папин. Он меня научил, как из него стрелять. Он… – Я осёкся. Ни на минуту не покидающее меня горе поднялось к горлу и сжало его удушающей хваткой. – Папа отдал бы его мне. Если надо будет во что выстрелить, у вас ещё есть ружьё.

Я спрятал деньги в сумку и попятился к двери, сколоченной из грубых досок. А потом открыл её свободной рукой, не сводя прицела с мистера Гриссома.

– Всё-то не забирай, мальчонка! У меня больше ничего нет! Я с голоду помру!