— Не надо понимать. Ты живешь инстинктом, страстностью. Все они… мученики, святые, творцы религий… всегда в боренье, в страстях, в порывах, пока не преодолеют скованности, страстности… и тогда светят светом преисполнения. Мне это понятно — разумом. Восток породил их, всех. И сколько же в тебе этого «востока»!..
— Я знаю свои грехи и молюсь, не кори меня…
— Да я счастлив, что ты такая, безмерная!.. — воскликнул он. — Я слишком мерный, мне, должно быть, мешает «немец» во мне. Я ведь вполовину помесь… я ограничен мерой…
— Я не понимаю… немец?.. это что значит?..
— А вот. Один умный немец определил
— Да. Нужна вера, душа, а не… доводы. Всегда ты говоришь «доводы»…
— Теперь вот и вышучиваю себя, через тебя становлюсь чуть другим…
— Не через меня. Это Его милостию слепые получают зрение.
— Без тебя не получил бы. Твой мир влечет меня,
— Не знаю… это маленькое, если через меня. Надо, чтобы Господь коснулся души, обновил ее, затеплил в ней
— Разве я смеюсь!..
— Ах, нет… сейчас не смейся, чего скажу. Я не от жадности верю в вечную жизнь, а… от
— Д-да… — смутился Виктор Алексеевич, — Сократ… Магомет, Платон… — он называл имена, а Даринька будто вспоминала, повторяя за ним «да, да»…
— Вот видишь… самые мудрые!.. правда?.. Вон ворона летит!.. — показала она в окошко.
Моросил дождик, низко висели тучи. Над мокрыми полями, где еще шла уборка, летали скучные вороны.
— Ворона ничего не знает о вечной жизни, о