– Черт побери, ем!

– А как с сексом?

– Когда захочется.

– Что говорит Августус?

– Он мне не нянька.

– То есть не одобряет?

– Думаю, он меня понимает.

– Конечно, куда он без тебя, у вас же общество взаимного восхваления… Что нынче поделываешь?

– Пишу роман. Скоро, наверное, еще и на студию вернусь.

– Ясно. Назад к истокам, значит?

– Нет.

– Как это – нет?

– Есть большая разница.

– И в чем она?

– Ну, веры-то своей я не утратил, просто теперь не чувствую нужды в таком пуританском отношении к ней. Правила уже не столь важны. Я, конечно, признаю, что какие-то ограничения быть должны, но только не ради самих ограничений. Смысл имеет лишь… – Я замолчал, осознав вдруг, совсем как и во время нашей беседы трехлетней давности, что не могу произнести при Поле одного слова. Только на сей раз слово это было «любовь».

Однако Пол так и не заметил моей нерешительности.

– Право, милый! – перебил он меня. – Прошу, избавь от этих логических размышлений! Главное, определись: либо уж ты монах, либо развратник.

– Кем будешь ты?

Пол самодовольно улыбнулся.

– Я – другое дело. Я знаю, чего хочу сейчас. Понял это в лагере.