— Спасибочко, — улыбнулась пассажирка.
Николай повеселел и сильнее, чем нужно, стал вжимать женщину в дверь.
— Ты меня не очень-то от двери толкай, — все так же улыбаясь скошенным глазом, сказала женщина и, работая локтями, с трудом повернулась лицом к Николаю. — Мне вылазить сейчас.
Потрескивая промерзшим кузовом, автобус то быстро скатывался под гору — тогда в щелях двери пел ветер, а колесо забрасывало на ступеньку снег, — то медленно полз вверх, приостанавливался и трещал шестернями, будто переводил дыхание. Прижатые друг к другу пассажиры густо дышали паром. Шершавая изморозь оседала на стекла окон, пуговицами вырастала на шурупах обшивки. Под тусклыми лампочками поблескивали замасленные шапки и спины.
Раскрасневшееся лицо женщины с блестящими глазами, с запекшейся трещинкой на губе вплотную придвинулось к Николаю. При толчках стоящий на ступеньку ниже Николай губами касался ее лба. Ему было весело. Женщина тоже улыбалась и делала вид, что хочет отодвинуть лицо, отчего сильнее прижималась к Николаю грудью. Народ в автобусе негромко переругивался, смеялся.
Небо постепенно бледнеет. В белесом сумраке плоскими заслонками проступают очертания гор, яснее вырисовываются переплетения высотных мачт подстанции, а за ними на застывшую реку спускается строящееся здание ГЭС с чуть заметными зубцами башенных кранов. Над бетонным заводом, над строениями подымается серый морозный пар.
По узкой тропинке Николай пересек свалку железного лома и подошел к воротам электромонтажных мастерских. Здесь назначен сегодня сбор бригады. В левой створке ворот — маленькая дверь. Она то и дело открывается под ударами входящих с улицы рабочих и, оттянутая пружиной, захлопывается, сотрясая неплотно прикрытые тяжелые ворота.
Пригнув голову, Николай вошел в помещение мастерских. Высокий закопченный цех тускло освещен подвешенными у самого потолка лампами. Справа, у больших, в рост человека, фарфоровых изоляторов, курят несколько рабочих из бригады Николая. При затяжках вспыхивают зажатые в ладонях огоньки. Николай поздоровался, пожал протянувшиеся руки и присел на пожарный ящик с песком.
Очередной раз дрогнули створки ворот, дверь отскочила, и, нагнувшись, будто действительно он мог головой задеть притолоку, в цех вошел коренастый, толстощекий, с ячменем под глазом парень лет семнадцати — Васька. Руки торчком в стороны (ватник мешает ему прижимать руки к бокам), вразвалочку подошел к рабочим и, важно насупившись, двумя руками каждому пожал руку.
— Ну, здорово, — солидным баском сказал Васька. — Как жизнь? Я это вчера опять заложил… — И Васька начал рассказывать о своих похождениях — подробно, с любимыми присказками, вроде «во», «здорово».