– Нам, конечно, по сути дела, еще ничего не известно, – сказал Мел. – Быть может, это просто какой-то чудак и в чемоданчике у него нет ничего, кроме пижамы.

– Если хотите знать мое мнение, – сказал таможенный инспектор, – то я думаю, что это не так. К великому моему сожалению. Тем более что этим рейсом улетела моя племянница.

Стэндиш был очень расстроен: если случится самое худшее, как сообщит он такую весть своей сестре в Денвер? Ему вспомнилось прощание с Джуди: какая она прелестная, юная и как беззаботно играла с сидевшим рядом ребенком. «До свидания, дядя Гарри, прощайте», – сказала она, и он чмокнул ее в щеку. В бессильном отчаянии он упрекал теперь себя за то, что не действовал более решительно, не принял никаких мер в отношении человека с чемоданчиком.

«Ладно, – подумал он. – Если даже теперь уже поздно, все равно надо пытаться что-то предпринять».

– Я хочу добавить еще кое-что… – Все посмотрели на Стэндиша. – Сейчас не до ложной скромности, и потому я скажу напрямик: у меня есть чутье на людей, особенно первое впечатление никогда меня не обманывает, и дурного человека я обычно чувствую сразу, только не спрашивайте меня – как и почему. Это инстинкт, ну и еще, может быть, профессиональный навык. Я сразу обратил внимание на этого человека. «Подозрительный субъект», – сказал я себе, но по профессиональной привычке подумал о контрабанде. Теперь, после того, что нам стало известно – пусть это еще очень немного, – я скажу больше: этот человек, Герреро, – опасная личность. – Стэндиш взглянул на управляющего перевозками. – Мистер Уэзерби, я бы хотел, чтобы вы в своей радиограмме именно так охарактеризовали этого человека.

– Как раз это я и намеревался сделать, инспектор. – Уэзерби оторвался от своих записей. Почти все, что говорил Стэндиш, он уже успел включить в радиограмму командиру рейса два.

Таня все еще разговаривала по телефону с нью-йоркским диспетчером «Транс-Америки».

– Да, сообщение будет длинное. Пожалуйста, распорядитесь, чтобы была снята копия.

Раздался резкий стук в дверь: вошел высокий мужчина с обветренным, изборожденным морщинами лицом и пронзительным взглядом светло-голубых глаз. На нем был синий шерстяной, смахивавший на форменную одежду костюм и теплое пальто. Он кивнул Мелу, а Берт Уэзерби сказал:

– Спасибо, Ройс, что явились так быстро. У нас тут вроде не все благополучно. – Он протянул листок блокнота с радиограммой, которую только что набросал.

Капитан Кеттеринг, главный пилот «Транс-Америки», внимательно прочел радиограмму. Он ничем не выдал своего волнения, пока глаза его скользили по строчкам, – только чуть тверже стала линия губ. Главный пилот, как и многие другие, в том числе и управляющий перевозками, обычно не задерживался в аэропорту до такого позднего часа. Но пурга, бушевавшая трое суток и требовавшая срочных решений с учетом обстановки, не позволила ему уйти домой.