Другой отличительной чертой характера Расбоуна было то, что он презирал женщин, в том числе и свою собственную жену. Восставая против чего-либо, он никогда не руководствовался интересами женщин. Вот почему его ничуть не задело унизительное обращение с миссис Квонсетт, но зато когда Гвен Мейген схватила чемоданчик Герреро, этого Расбоун уже стерпеть не мог.
Женщина, да еще в форменной одежде, покушалась на права такого же рядового путешественника, как он сам, – так воспринял это Маркус Расбоун. Пылая негодованием, он поднялся с кресла и встал между Гвен и Верноном Димирестом.
В ту же секунду Герреро, весь побагровев и бормоча что-то нечленораздельное, кое-как высвободился из цепких объятий Ады Квонсетт, вскочил на ноги и шагнул в проход. Маркус Расбоун выхватил у Гвен чемоданчик и с учтивым поклоном протянул его владельцу. Словно дикий зверь, Герреро метнулся вперед и завладел своей собственностью.
Вернон Димирест бросился к нему, но было уже поздно. Он хотел схватить Герреро – и не смог: проход был узок, и в нем стояли Гвен, Расбоун и гобоист. А Герреро, проскочив у них за спиной, уже мчался по проходу. На его пути пассажиры вскакивали с мест. Димирест, видя, что все пропало, крикнул:
– Держите его! У него бомба!
Кто-то взвизгнул, кто-то выскочил в проход, закупорив его еще больше. Но Гвен Мейген, работая локтями, плечами, коленями, сумела оказаться ближе всех к Герреро.
Добежав до конца салона, Герреро обернулся, точно загнанное животное. Позади него были двери трех туалетов; световые указатели оповещали, что два из них свободны, а один занят. Стоя спиной к туалетам, Герреро вытянул вперед руки с чемоданчиком. Одной рукой он держал ручку чемоданчика, другой – петлю шнурка, который теперь был отчетливо виден всем. Сдавленным голосом он предостерегающе прорычал:
– Стойте! Не приближайтесь!
Вернон Димирест снова крикнул, перекрывая шум:
– Герреро, вы слышите меня? Слушайте! Слушайте, что я вам скажу!
На мгновение воцарилась тишина, все замерли – слышно было только, как гудят двигатели.
Герреро стоял, повернувшись лицом к преследователям, и затравленно поглядывал на них.
– Мы знаем, кто вы и что вы задумали, – продолжал Димирест. – Мы знаем про вашу страховку и про бомбу, и на земле об этом тоже известно, и страховка ваша аннулирована. Вы понимаете? Ваша страховка недействительна, она уже ни гроша не стоит. Если теперь вы взорвете бомбу, то ни за что ни про что убьете себя. Никто от этого не выиграет – и меньше всего ваша семья. Ваша семья, наоборот, только пострадает: ее будут винить во всем и преследовать. Вы слышите меня? Подумайте хорошенько.