– Слишком уж много этих «если только», будь они прокляты! – произнес он вслух.
Он снизил самолет до шести тысяч футов и увеличил подачу горючего, чтобы не сбавлять скорость. Гул двигателей усилился.
Энсон Хэррис переключил радио на другую волну – они уже пересекли воздушную границу – и начал вызывать Чикагский центр.
– Вы что-то сказали? – спросил он Димиреста.
Димирест промолчал.
Снежный буран продолжал бушевать, самолет швыряло из стороны в сторону.
– «Транс-Америка», рейс два, видим вас на экране, – сказал новый голос: говорил чикагский диспетчер.
Энсон Хэррис продолжал прием.
А Вернон Димирест думал: как бы ни обернулось дело с Гвен, надо принимать решение сейчас, не откладывая. Ну что ж, придется выдержать все – слезы Сары, ее гнев, упреки, – но он должен сказать ей про Гвен.
И признаться в том, что он – отец ребенка.
Начнутся истерики и, вероятно, будут продолжаться не день и не два, а потом еще долго – неделями, месяцами – ему придется сносить многое. Но в конце концов самое тяжелое останется позади, все мало-помалу образуется. Как ни странно, он ни на секунду не усомнился в этом – вероятно, потому, что верил в Сару.
Как они все это уладят, он пока еще себе не представлял; многое, конечно, будет зависеть от Гвен. Что бы там ни говорил доктор, а Гвен выкарабкается – Димирест был в этом уверен. У нее такая сила духа, столько мужества. Пусть даже бессознательно, она все равно будет бороться за жизнь, и, как бы ее ни искалечило, это ее не сломит, она сумеет справиться и с этим. И в отношении ребенка она скорее всего рассудит по-своему. Вполне возможно, что ее будет не так-то легко уговорить отдать его; скорее всего она и вообще не согласится. Гвен не из тех, кого можно вести на поводу, ею не покомандуешь. У нее своя голова на плечах.
Видимо, он окажется с двумя женщинами на руках. И в довершение всего – с ребенком. Тут будет над чем задуматься!
И снова возникал вопрос: до какого предела можно рассчитывать на благоразумие Сары?
И тем не менее после того, как для себя он принял решение, его не покидала уверенность в том, что рано или поздно все уладится. И он подумал угрюмо: да уж, надо надеяться, особенно если посчитать, чего это будет стоить – каких денег и каких мук.
Стрелка альтиметра показывала, что они снизились до пяти тысяч футов.
Значит, он станет отцом. Теперь это представлялось ему уже в несколько ином свете. Разумеется, распускать по этому поводу слюни, как некоторые, как тот же Энсон Хэррис, ни к чему, но что ни говори, это будет его ребенок. А подлинных отцовских чувств ему еще не доводилось испытывать. Как это сказала Гвен, когда они ехали на машине в аэропорт?