Патрони и сам уже знал, что время его истекло. Он намеренно не включал двигатели «боинга» до последней минуты: ему хотелось дать возможность рабочим получше расчистить пространство под самолетом и вокруг него.

Когда Патрони понял, что ждать дольше нельзя, он в последний раз огляделся по сторонам. И то, что он увидел, отнюдь его не воодушевило.

Шасси все еще не удалось полностью очистить от грязи и снега. Да и траншеи, проложенные от основных колес вверх до заасфальтированной полосы, не были достаточно широкими и глубокими. Чтобы сделать все как надо, не хватало каких-нибудь пятнадцати минут.

Но Патрони знал, что этих пятнадцати минут у него нет.

Нехотя взошел он по трапу, чтобы вторично попытаться сдвинуть с места самолет, – только теперь он уже сам сядет за штурвал. Он крикнул Ингрему:

– Велите всем убраться подальше! Включаю двигатели!

Из-под самолета вынырнули фигуры людей. Снег все еще падал, но уже не валил, как два-три часа назад.

Патрони снова крикнул с высоты трапа:

– Мне нужен механик сюда наверх, но чтоб был полегче. Пошлите какого-нибудь тощего парня, который бывал в кабине экипажа.

И он вошел в самолет.

Из кабины Патрони увидел служебную машину Мела Бейкерсфелда – она казалась ярко-желтым пятном среди окружающей тьмы. Машина стояла на полосе, ближе к левому краю. Подле нее вытянулись в ряд снегоочистители и грейдеры – напоминание о том, что в распоряжении Патрони осталось всего несколько минут.

Главный механик ушам своим не поверил, когда узнал о намерении Мела убрать самолет с полосы, если понадобится, с помощью механической силы. И такая реакция была вполне естественна, хотя его не меньше других волновала судьба тех, кто находился на борту самолета «Транс-Америки». Но Патрони всю жизнь заботился о сохранности самолетов, в этом состояла его работа. И у него просто не укладывалось в голове, что такой красавец самолет можно своими руками разом превратить в груду лома. В глазах Патрони самолет – любой самолет – был плодом ума, самопожертвования, инженерной сноровки, многих часов труда и порой даже любви. И вдруг взять и разрушить все это? Да как можно!

И Патрони решил попытаться спасти самолет. За его спиной отворилась и снова захлопнулась дверь. Отряхиваясь от снега, подошел молодой механик, маленький, худенький. Патрони уже скинул с себя парку и пристегивался в левом кресле.

– Как тебя зовут, сынок?

– Роллинг, сэр.

– Что ж, Роллинг²², может, твое присутствие здесь – добрый для нас знак, – усмехнулся Патрони.

Пока Роллинг сбрасывал парку и усаживался в правое кресло, Патрони посмотрел в окно. Трап уже отогнали.