— Врешь! — погрозила Надежда пальцем. — Как раз ты-то и врала всю жизнь. Да и сейчас врешь. Думаешь, я не знаю?

— Угостила — теперь можно обижать старуху?

— А! — махнула рукой Надежда. — Со мной-то ты можешь не прикидываться? Или ты думаешь, я не знаю твою жизнь? Все знаю, все!

«Ну, началось», — тоскливо подумала Татьяна.

Надежда чокнулась со старухой:

— Ты, теть Нюра, благодари бога, что Татьяна у тебя такая. Я бы на ее месте ох и дала бы вам всем разгону! Обложили девку со всех сторон, каждый для себя выгоду ищет, Анатолий — тот вообще…

— Надя! — не удержалась Татьяна.

— А что Надя, что Надя! Я уже тридцать шесть лет Надя — ну и что? Не правду, что ли, говорю? Ведь обнаглел…

В коридор вышла Наталья и, не заходя на кухню, громко сказала:

— Ты лучше на себя посмотри! Правду она говорит…

— Чего-о? — Надежда полуобернулась к дочери. — Во, тоже сердитая, — показала она всем на Наталью. — А чего она сердитая, спрашивается?

— Пожалуй, пойду я… — засобиралась мать Татьяны. — Засиделась, загостевалась…

— Ты этих своих, — выразительно кивнула Наталья в сторону комнаты, — сама попросишь или мне с ними поговорить?

— Сколько там на часах? — постучала Надежда по Таниной руке. — А, да, поздно уже, поздно… Счас, Натусик, мы их турнем, что ты, ты не думай, счас мать турнет их, расселись, понимаешь… Да я им… — Надежда с решительным видом направилась в свою комнату.

Мать Татьяны поднялась со стула вслед за Надеждой. Татьяна не стала ее задерживать.

— Ну, спасибо тебе большое! За хлеб, за соль. Что выручила меня. Спасибо, Танечка. — Мать попыталась расцеловать Татьяну в коридоре, но та не любила материнских поцелуев и сделала головой неуловимое движение в сторону, так что они обнялись на прощание, но не расцеловались.

— Андрюхе передай — бабушка в другой раз гостинец принесет. Скажи — выздоровеет бабушка и придет, принесет гостинец.

— Скажу, скажу…

— А худо будет, заходи ко мне. Что-то совсем к старухе дорогу забыла…

— Ты же знаешь, работа, семья, Андрюшка… Голова кру́гом!